• Главная • Рассказы об Австралии • Другие города • По русскому Северу • Унежма • Малошуйский музей народного быта • Люди и судьбы • Разное •


.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ И.М. Ульянов ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

Полное собрание сочинений в двух томах. Версия для сайта Страна Наоборот (раздел Унежма)

 

О времени и о себе (Жизнь помора из Унежмы)

_____________________________________________________

 Часть II

 (окончание)

1    2.

.

 Три дня и три ночи этих беспрерывных бессонных боев вымотали всех до предела. Нашу дивизию заменили, а мы остались в Орше. Развернули связь. Дежурить стали девчата, а нам разрешили отдохнуть. Мы пошли на речку, давай купаться и мыться, а потом ловили раков. После этого я кое-как оделся, прилег на траву. Тепло, солнце припекает, воздух чистейший, поют птички, и я заснул. Заснул мертвым сном, и оказывается не один. Спали все: Шаров, Константинов, Никитин, Гагарин. Когда узнали, что нас нет в расположении и на обед не приходили, Кузнецов послал Филиппова искать. Он обнаружил и разбудил.

Ходили по Орше, рассматривали ее после боев. Весь центр сгорел и разрушен, остались только стены да трубы. Догорают головешки, издавая неприятный дым. Людей почти нет. Кое-где увидишь старуху или старика в грязном, рваном лохмотье.

Находясь в резерве и обитая в Орше, когда остальные части 31 армии преследовали противника, дивизии предстояла труднейшая задача – догнать ушедшие далеко вперед части и оказать помощь в форсировании реки Березины. Преследуя противника, стремящегося во что бы то ни стало оторваться от наступающей Красной Армии, мы совершали форсированные марши по 40-50 км в день.

Опять был выставлен передовой отряд для организации связи, в котором участвовал я. Шли в полном боевом: карабин, у кого и автомат, вещмешок, скатка, кабеля по катушке, телефонные аппараты. Следовавшие сзади обозы отставали. Отстала и наша повозка с харчами, а сухого пайка с собой не взяли. Решили сварить картошку, благо посевов ее вдоль по дороге было много. Нашли ведро в оставленном доме, организовали костер и быстренько сварганили. Какая вкусная картошка! Впятером съели полведра очищенной бульбы, и опять с новыми силами вперед.

Сбивая вражеские заслоны, первого июля мы подошли к Березине в 15 км южнее города Борисова и стали форсировать ее при помощи подручных средств: бревен, плотов, лодок. Не успели доплыть до середины реки, немцы обнаружили нас и открыли огонь. Плот пришлось направить по течению, чтобы выйти из-под обстрела. Гребли досками, руками, не переставая и не поднимая головы. Пехота переправилась раньше нас, заняла плацдарм и вела бой. Немцы яростно сопротивлялись, но вынуждены были отступить. После переправы через Березину вышли на автомагистраль Москва-Минск, преследуя отступающего противника. Используя благоприятно складывающуюся обстановку, командование дивизии организовало передовой подвижной отряд для борьбы с вражескими автоматчиками, засевшими в прилегающих к автомагистрали кустах.

К исходу 2 июля передовой отряд под командованием зам. комдива полковника Лесовик-Цырульника вышел на подступы к Минску и, сбив передовые части немцев, в шесть часов утра ворвался в город с востока. За передовым арьергардом пехоты шли мы, связисты. Вот каким мы увидели Минск: многие кварталы были совершенно мертвыми, поросли бурьяном, на улицах проволочные заграждения, во дворах дзоты. В стенах домов – бойницы, почти все улицы изрыты траншеями и рвами. От домов остались стены и трубы, многие дымились и даже горели.

Совместно с передовым отрядом 220 дивизии и кавалеристами наши бойцы овладели центром города. И опять видим следы жестоких расправ немецких разбойников с гражданским населением Минска. Прямо на мостовой лежат десятки трупов жителей, зверски убитых немцами. Убили их за то, что они вышли встречать нас, освободителей.

Вошедший в город вместе с бойцами начальник политотдела гвардии полковник Косачев А.И. водрузил красный стяг победы над зданием правительства Белорусской ССР. Радостна и трогательна была встреча минчан со своими освободителями. Каждый хотел, чтобы в его доме был воин Красной Армии, разделил с ними скромную трапезу, обмыл дорожную пыль, рассказал бы, как живет и сражается вся могучая Советская страна с гитлеровскими захватчиками.

Многие побывали у гостеприимных минчан, отведали хлеба-соли. Не мог отказаться от радушия-милосердия и я. Семья горожан – женщина, муж ее, партизан, и дочка – буквально внесли меня в дом, помыли, даже ноги, и усадили за стол. Несмотря на долгие годы оккупации на столе появилась горилка (водка), мясо, овощи, фрукты. Угощали и хотели оставить на ночь, но время было дорого. Нужно было торопиться добивать врага. Когда я вышел из дома, начало смеркаться, моих однополчан уже не было. По городу много ходило наших солдат и офицеров. Стал спрашивать: «Куда подалась 173 дивизия?» Ответы были разноречивые. Одни говорили, что все ушли на Раков, другие ничего не знали. Принял решение идти на Раков.

Шел и ехал на попутках. По всей дороге по обочинам валялись грузовые и легковые автомашины, повозки, полевые кухни, подбитые танки, самоходки, артиллерийские орудия, убитые лошади и немцы, масса всевозможного барахла. Здорово поработала наша авиация, не дала вывезти боевую технику и живую силу фрицев. Но я не останавливался, мне было не до того. Я искал, искал и искал свою дивизию. И только утром следующего дня встретил грузовую автомашину с нашими разведчиками, следовавшими из Ракова в Минск, с ними и добрался до дивизии. Теперь надо идти к командиру роты Кузнецову, объяснять свое отсутствие. Он мог простить, а мог расстрелять или в лучшем случае передать в «Смерш» (смерть немецким шпионам), а там считай мою жизнь оконченной – в лучшем случае штрафной батальон. Мне уже был известен случай, когда комроты без суда и следствия самолично расстрелял радиста. Он тоже, как и я, отстал от подразделения и появился в роте через два дня. С ним была рация. Когда он появился, Кузнецов вскипел:

– Где был, беглец?

– Отстал, товарищ старший лейтенант, запутался!

– Сдай рацию, выходи на улицу, – грозно кричал комроты. Становись! – вытащил наган из кобуры и одним выстрелом уложил «предателя».

Вхожу в блиндаж комроты и докладываю:

– Товарищ старший лейтенант, старший сержант Ульянов явился.

– Почему сутки отсутствовал, где был?

– В Минске вышел оправиться, пока ходил наша машина ушла. Куда идти или ехать, не знал. Поехал в Раков. Там встретил дивизионных разведчиков, с ними приехал в расположение штаба дивизии. Как я отстал, могут подтвердить Цапко и Шаров.

– А где ночевал? – не унимался комроты.

– Всю ночь искал свою дивизию, нисколько не спал. Мне было страшно, что я отстал от своих.

Это несколько охладило горячий нрав моего шефа и он более примирительно сказал:

– Идите в расположение и отдыхайте.

Оказывается он мне поверил. О моем отсутствии в «Смерш» не сообщил.

Овладев городом Минском, войска III Белорусского фронта совместно с I Белорусским фронтом, наступавшим с юга, громадными клещами окружили большую группировку немецких войск в лесах юго-восточнее столицы Белоруссии. В числе окруженных были две армии, танковая дивизия, два армейских корпуса, одиннадцать дивизий и спецчастей. Окруженная группировка старалась вырваться из кольца, крепко замкнувшего ее. Не зная истинного положения, немцы старались прорваться к Минску. Перед нами стояла задача: не дать им вырваться из окружения, уничтожить или пленить.

Ни днем ни ночью не стихал бой. Без умолку трещали пулеметы, автоматные очереди, винтовочная стрельба, все это временами сливалось в единый гул. В темноте ночи тянулись светящиеся нитки трассирующих пуль, образуя замысловатый гигантский узор. Фрицы появлялись то справа, то слева, пытались просочиться мелкими группами, на ходу стреляя и крича. Но всё было напрасно. Особенно большого напряжения достигли бои четвертого и ночью пятого июля. Противник ввел в действие все свои резервы: танки, бронетранспортеры, орудия, минометы, весь личный состав подразделений. Но и это им не помогло: кольцо окружения было неодолимо. Тогда враг сменил тактику – опять стали прорываться мелкими группами, иногда без выстрелов, тихо, ползком, как змеи.

Сижу у коммутатора и в начинающемся рассвете вижу: согнувшись, с автоматами, бегут прямо на ЦТС, то есть на меня, два гитлеровца. Нельзя уходить от коммутатора, но я хватаю автомат, даю короткую очередь и почти у моих ног падают два завоевателя.

Стрельба усиливается и все кто свободен занимают оборону. А я опять сижу дежурю и в дырку в палатке смотрю, что происходит вокруг. Все участвуют в боевых действиях: штабные работники, политотдел, связисты, не говоря о строевых подразделениях и артиллеристах. Мимо штаба ведут пленных. Их много – десятки, сотни, тысячи. Не удалось гитлеровским завоевателям вырваться из котла под Минском. Кто не сдался были перебиты, сдавшиеся пленены. За боевую операцию по освобождению г. Минска 173 стрелковая Оршанская дивизия получила благодарность верховного главнокомандующего.

После ликвидации группировки под Минском, которая насчитывала более ста тысяч немцев, совершили марш по Белоруссии через Раков, Ивенец, Ивье, Лиду, Василишки, Острыну, Взеры, Пожече, Друскенинкай, догоняя ушедшие вперед подразделения нашей армии, которой командовал генерал-лейтенант Глаголев В.В. Шли в приподнятом настроении: каждый день советская армия одерживала блестящие победы над ненавистным фашизмом. Москва озарялась салютами в честь победоносного отечественного оружия.

16 июля перед нами, утомленными форсированным маршем, но бодрыми, радостными, засверкала широкая лента реки Неман. Надо было переправляться, но нигде никаких мостов не было. Чуть повыше нас по течению начинали наводить переправу саперы. А мы нашли старую лодку, столкнули ее на воду. Она текла по-страшному, но выбора не было и, раздобыв ведро, кое-какие банки, погрузились на лодку и поплыли к западному берегу. Было всего одно весло. Греблись палками, досками, толкались кольями и жердями. Лодка усиленно наполнялась водой. Рая Маклакова не успевала ее вычерпывать, работала не разгибаясь.

Летали немецкие самолеты-разведчики, а затем начался артиллерийский обстрел и появились бомбардировщики. Но немцы опоздали. Мы высадились без потерь, но сразу же после форсирования Немана встретили упорное сопротивление немцев и стали расширять плацдарм на берегу Немана. В бой вступили 1311 и 1313 Минские стрелковые полки. Развивая достигнутый успех, овладели высотой 125,0, селением Нелюбанцы, перерезав шоссе Лейпуны-Концово.

До 29 июля части дивизии вели бои по отражению контратак противника, пытавшегося ликвидировать наш плацдарм на западном берегу, а затем перешли в наступление в направлении на города Сейны и Сувалки. Сбивая группы прикрытия, части дивизии в 13.00 30 июля 1944 года в районе местечка Куцюны перешли государственную границу СССР с Польшей. Теперь наша Родина осталась позади.

Что впереди, какая она, Польша, Восточная Пруссия? Дома было хорошо, всё своё, русское, а тут чужбина, незнакомая страна. Как отнесется к нам народ, что скажут поляки? Об этом думал каждый из нас. Но для солдата приказ есть приказ, надо его выполнять. «Добить фашистского зверя в его логове!» – так сказал великий вождь. 3 августа 1944 года, преследуя отходящего противника, подошли к городу Сувалки, 8 км северо-восточнее его. Здесь было встречено организованное сопротивление, которое не смогли преодолеть. После многодневных боев с большими потерями перешли к активной обороне.

В сентябре 1944 года наша дивизия получила женскую роту снайперок. С их появлением на переднем крае заметно уменьшилось движение противника. В течение сентября-октября многие девушки-снайперки имели на своем счету по 16-20 уничтоженных солдат и офицеров противника. Но и немецкие снайперы не дремали. Около ЦТС встречаю Кольку Гагарина. Вижу что он не такой как раньше и спрашиваю:

– Чего такой кислый, что с тобой?

– Да вот, сержант, понимаешь, меня чем-то задело.

– Вижу по твоему настроению, но не вижу куда задело, вроде всё у тебя цело!

– Да знаешь, и говорить-то стыдно, – отвечает он мне.

– Давай говори, не будь девочкой! Куда ранило?

– В мошонку и насквозь, не знаю пулей или осколком, но кровь течет.

– Сейчас же в санчасть к Лизочке! – сказал я и помог ему пройти в наш батальонный лазарет.

А Колька весь сробел, покраснел – боится идти к женщине-фельдшеру, ведь надо показывать заветное.

На этой высотке, в деревне, наша ЦТС была за домом и он как бы загораживал нас от пуль и осколков, но стоило выйти на открытое место, начинался обстрел, свистели пули, визжали осколки. При длительной обороне мы всегда организовывали запасную ЦТС в тылах. На этот раз развернуть там связь командир роты поручил мне, выделив в мое распоряжение Сычева и Никитина. В одной из пустых крестьянских изб (поляки все убежали в лес) был поставлен коммутатор, телефоны зам. командиру дивизии по тылу, начальникам ОВС и ПФС, начальнику мастерской по ремонту оружия, банно-прачечному комбинату, медсанбату.

Сычев – это парень-проныра. За один день он обошел всю деревню, всё узнал, везде побывал, пришел и рассказал, где и что плохо лежит. После очередного похода говорит мне:

– Сержант, в траншее есть теленок. Теленок живой. Давай завалим, мяса поедим, никто не узнает поляков нет в деревне.

– Нельзя, Сычев, ведь поляки наши братья. А мы проживем и без мяса.

Но Сычев не унимался, ночью сходил совершил задуманное и принес мясо. А утром стал печку топить, варить мясо. На следующий день наделал котлет, и так много, что нам и за два дня не съесть. Вечером он часть их отнес на ЦТС, отдал Кузнецову и телефонистам. Поляк, которому принадлежал теленок, обнаружил пропажу и стал жаловаться. Узнав об этом, я велел Ваське выбросить оставшееся мясо и ликвидировать конфликт. Он разыскал хозяина и пригрозил: «Если будешь ходить жаловаться, я тебя пристрелю». На том эпопея, затеянная Сычевым, закончилась.

18 октября после артподготовки начались бои за овладение Сувалками, а 20 октября передовые части вышли на подступы к городу. В течение нескольких дней бои шли на окраине Сувалок, 22 октября один из батальонов ворвался в город. Бои за овладение Сувалками отличались массовым героизмом, доходившим до самопожертвования. Здесь лейтенант Григоросуло, чтобы не дать захлебнуться нашему наступлению, бросился на пулемет врага и закрыл его своим телом. Помогали нам местные жители: прятали попавших в плен, показывали где немцы и как безопасней к ним подойти.

29 октября части нашей дивизии предприняли ночную атаку. В результате боя подразделения проникли на северную и северо-западную окраины города, а 23 октября 1944 г. к 7 часам полностью овладели городом Сувалки. За отличные боевые действия и овладение городом Сувалки личному составу дивизии в приказе от 23 октября 1944 года Верховный Главнокомандующий, маршал Советского Союза тов. Сталин И.В. объявил благодарность.

Потеряв Сувалки, противник стал отходить на заранее подготовленный рубеж, непосредственно прикрывающий Восточную Пруссию. Преследуя немцев, дивизия подошла на рубеж 5-6 км от Восточной Пруссии. Попытки сбить противника не увенчались успехом и войска перешли к активной обороне. Перед фронтом дивизии оборонялись два пехотных полка, оборона немцев состояла из четырех линий траншей полного профиля, 11 дзотов по 2-3 бетонированных колпака на 1 км фронта. Перед передним краем проходило проволочное заграждение, в середине которого имелась спираль «Бруно», в каждой роте противника имелось по 50 активных штыков, 2 тяжелых и 6 легких пулеметов, автоматы и карабины, кроме того большая плотность артиллерии и минометов.

Почти ежедневно противник производил разведку боем, имел снайперов, контратаковал небольшими группами. Наша оборона тоже была крепка. Три пояса траншей, минные поля, пулеметы. Вся полковая, батальонная и 50 пушек дивизионной артиллерии были выставлены на прямую наводку. Занимаемую полосу обороны дивизия держала двумя полками и тремя штрафными ротами. А мы, связисты, выполняли свою работу: ремонтировали кабель, проверяли телефонные аппараты, обслуживали линии связи.

В начале декабря 1944 года меня вызывает на ковер командир батальона Дмитрий Дмитриевич Макаров.

Вхожу в его блиндаж, докладываю:

– Товарищ капитан, старший сержант Ульянов по вашему приказанию явился!

– Как служба, старший сержант, чем занимаетесь?

– Служба как у всех: обеспечиваю связью, работаю на коммутаторе, бегаю по линии.

– Не кажется ли вам, что все это ты перерос?

– Мне нравится быть в батальоне, я люблю свою фронтовую службу, своих друзей-связистов.

– Мы решили вас, как опытного и дисциплинированного связиста, послать на курсы учиться на офицера.

– У меня никогда не было желания стать кадровым военнослужащим и я не хочу ехать ни на какие курсы, тем более сейчас, когда кончается война, товарищ капитан.

– Вы член партии, старший сержант, и обязаны подчиниться законам военного времени. Получите документы в штабе и завтра же отправляйтесь в распоряжение штаба армии в Вильно! – отрезал комбат.

Я понял что разговор окончен, больше возражать нельзя, и мне ничего не оставалось делать, как только отрапортовать и выйти. Капитана Макарова я хорошо знал и от него всего можно было ожидать.

Пришел он к нам после скандального дела с комбатом Архиповым и начсвязи, устроившими попойку – вечерок с радистками. Новый комбат был всегда ухожен и прибран, чисто выбрит, подтянут, требователен, и пожалуй даже слишком. Каждый недочет, допущенный подчиненными, возводил в ранг измены, был недоверчив и очень самолюбив. Для него в батальоне по его приказанию всегда держали лошадь, хотя это по штату не полагалось. Он часто появлялся на коне, даже в обстановке, не требующей этого, на отдыхе в тылу. А вот в бою его не видно было – ни разу не видел на наблюдательном пункте, отсиживался в блиндаже с пятислойным накатом, и с адьютантом-телохранителем. Появлялся он неожиданно и всегда с плеткой, даже будучи не на коне. Плеткой любил похлестывать по своим блестящим хромовым сапогам. Его вид этакого холеного офицерика с острым носиком и маленькой головкой не внушал никакого доверия. Я думал что он связан со «Смершем». А со «Смершем» не шути – если окажешься там, считай обеспечен штрафной ротой, а то и побольше. Пришлось подчиниться.

Прежде чем уехать пошел на ЦТС, попрощался с ребятами, девчатами: Раей Маклаковой, Верой Стуловой, Зиной Ивановой, Катей Макиевской, но особенно с Раей, с которой у нас к тому времени завязалась крепкая дружба. Договорились не забывать друг друга, писать письма.

И вот я в Вильно, освобожденном нашей 31 армией. Теперь здесь штаб III Белорусского фронта. День живу, второй. Встречаюсь с такими же как я сержантами-солдатами. У всех настроение сбежать, нежелание учиться – ведь близок конец войны. В голове одно: как избавиться от этих проклятых курсов? На четвертый день объявляют что курсы не состоятся, а курсантов отправляют в запасной полк.

Запасной полк. Стоим строем, а перед нами майоры, капитаны, старшие лейтенанты. Это покупатели, т.е. представители дивизий, коим нужны «карандаши». Смотрю: среди офицеров майор Архипов. Подходит ко мне и спрашивает:

– Старший сержант Ульянов, как вы здесь оказались?

– Меня послали на курсы офицеров, товарищ майор, но курсы не состоялись, теперь в дивизию надо.

– Пойдешь ко мне в батальон связи 62 дивизии?

– Согласен, иду! – отвечаю с радостью майору.

Майора Архипова я знал хорошо. Он стоял у истоков нашего батальона, был командиром первой роты связи еще в Кущубе. Хороший командир, знающий специалист, грамотный задушевный товарищ, имел большой авторитет среди командиров и бойцов. Я его уважал за его взвешенные обдуманные решения, неторопливость и мудрость, даже перенимал его привычки.

И вот я в 62 дивизии. Эта дивизия тоже входила в состав 31 армии III Белорусского фронта. Пока я ходил да ездил, наши войска продолжали наступать. 21 января передовые части 62 дивизии вступили на землю немецкую – Восточную Пруссию. Бои тут шли ожесточенные, ведь теперь немцы защищали свою землю, а мы шли к ним, как завоеватели.

Проезжаем по той же дороге через Сувалки, через границу, и первый немецкий городок – Растенбург. Вот она, фашистская Германия!

Растенбург близко от границы. 27 января 1945 года передовой отряд, сломив сопротивление противника, овладел городом и прошел по пятам врага еще десять километров на северо-запад. Пал город внезапно. Его жители не успели убежать, работала электростанция, в комендатуре горел свет. С запада в Растенбург спокойно ехали немецкие офицеры связи, автомашины, повозки, и попадали в наши руки.

Растенбург мало пострадал. Дома целые, даже стекла не полопались. Улочки узенькие, тротуарчики – только двоим разойтись. Вся постройка из красного кирпича, крыши домов из красной черепицы. Убегали немцы под напором нашей армии. Всё осталось: скот, старики, старухи, дети. В домах полно одежды, обуви, в подвалах всевозможные колбасы, сыры, варенье, компоты. По улицам ходят лошади и коровы. В нижних этажах домов, как и у нас, магазины и лавочки. Двери открыты, стекла разбиты, товары отсутствуют. Это постарались наши братья-славяне – всё что нужно забирали, что не нужно били и ломали. Это месть за поруганную нашу землю, за убитых и угнанных на каторгу советских людей.

На отдых остановились в большом красивом зале на втором этаже. Зеркала, ковры, много музыкальных инструментов, пианино – всё блестит, отражается, играет разными цветами. Говорили что это ресторан.

Продолжая продвижение, части 62 дивизии овладели опорным пунктом обороны немцев Лангхаим, прикрывавшим подступы к городу Бартенштайн.

Из всех боев, в которых мне пришлось принимать участие, самыми ожесточенными были бои за овладение городом Цинтен. Его немцы называли «северными воротами» к побережью. Цинтен перерезали 6 шоссейных и 2 железных дороги. Он был на выгодном для обороны естественном рубеже. Для обороны его немцы сосредоточили большие силы пехоты, артиллерии, танков. Их траншеи проходили по высотам, они держали под перекрестным огнем все ближние подступы.

13 февраля один из полков дивизии протаранил оборону немцев и с хода овладел железнодорожной станцией, перерезав две шоссейные и одну железную дорогу. Как только было получено это сообщение, командир дивизии полковник Левин приказал организовать НП (наблюдательный пункт) и оборудовать его связью. С двумя бойцами я отправился на НП. Размотали три катушки кабеля, заняли окоп и включились. Глухо, связи нет. Да и откуда же она будет, если со всех сторон свистят пули, стрекочут пулеметы и автоматы, рвутся снаряды и мины – в общем простреливается каждый клочок земли.

– Садов, пойдем со мной, возьми автомат, кусок кабеля, а ты, Николаев, сиди у телефона и как только появится связь, доложи командиру батальона!

– Есть, товарищ старший сержант, будет сделано, – отвечает Садов.

Иду по ниточке, то есть по проводу, а сзади на небольшом расстоянии Садов с автоматом оберегает меня. И не зря. Недавно немцы из засады схватили трех наших связистов во главе со старшим сержантом Лакомым, моим тезкой, боевым товарищем. Ваня Лакомый, помощник командира линейного взвода, был хорошим боевым товарищем. Будучи ребенком остался без отца и матери, воспитывался в детдоме. В батальоне он пользовался большим уважением за смелость и дерзость. На его груди больше чем у кого-либо из нас блестело орденов и медалей. Взяли их троих в качестве языков, допрашивали, пытали, и не добившись показаний убили. Нашли их истерзанными, окровавленными, в грязной воронке от снаряда. Такая тактика добычи «языка» стала применяться не только немцами, но и нашими разведчиками.

Бегу, держа в руке провод. Начинаются кусты, потом лес. От кустов и леса остались пеньки – все посечено пулями и осколками. Впереди воронка от разорвавшегося снаряда и конец провода. Бегаю ищу второй конец и не нахожу. Воронка свежая, еще не заполненная водой, а провода нет. Через некоторое время нахожу еще кусок провода и опять обрыв. По знакомому пути бегу дальше, и вот наконец желанный провод. Включаемся в линию. Связь есть. Николаев доложил командиру батальона, дозвонился до ЦТС и вот уже разговаривает с командиром дивизии.

– Обстановка тяжелая. Немцы беспрерывно атакуют большими силами. У них пушки на прямой наводке, есть танки. Они на высотке, мы внизу в отдельном каменном сарае. Карандашей (т.е. солдат) мало, необходимо подкрепление.

– Держитесь, поможем, – был ответ полковника.

А немцы атаковали беспрерывно и к исходу дня оседлали шоссе, связывающее нас, передовую группу, с основными силами дивизии. Мы оказались в окружении, в тылу у немцев, в «мешке». Заняли круговую оборону. Был дан приказ беречь патроны. Боеприпасов мало, вооружения – три миномета, два пулемета и ни одной пушки. У солдат ограниченное количество патронов, у моих ребят по рожку на автомат. Из окопа пришлось перебраться в сарай с толстыми кирпичными стенами без крыши. Под стенами этого сарая спасались от пуль и осколков, предпринимая обстрел вражеских позиций.

К вечеру стало потише, я решил сходить «по азимуту». Но не успел отойти от сарая, как около меня брякнулась мина. Я упал, подкошенный взрывной волной. Весь левый бок забросало грязью, шинель оказалась в дырах, из левого уха сочилась кровь, в голове шумело.

Всю ночь не прекращалась стрельба, всю ночь горели осветительные ракеты, никто не спал, ожидая утро. Все надеялись, что утром начнется наступление и нас выручат, прорвут кольцо окружения. Телефонная связь не работала, а по радиосвязи постоянно шли разговоры. Перед рассветом объявили: будет наступление, быть готовыми. С ребятами договорился действовать вместе, выручать друг друга, впустую не стрелять, а при необходимости – короткими очередями.

Рано утром загремели «катюши», заработала полковая артиллерия, минометы, усилился пулеметный и автоматный огонь. Это шли выручать нас наши боевые товарищи, бойцы 62 дивизии. Какое-то время после шквального огня установилась тишина, и в это время вся наша «серая масса» поднялась и с криком «Ура!» двинулась вперед, в море огня. Удивительно легко и свободно, без принуждения офицеров, все мы бежим навстречу смерти.

Бежим вперед, кричим «Ура!», задыхаемся. А фрицы из пулеметов бьют. Через автостраду перебежали броском. Бегу в цепи со всеми, на бегу стреляю. Около меня сержант осел, справа пожилой красноармеец ткнулся головой в землю, за ним, взмахнув руками, с криком упал еще один. С другой стороны тоже прорвали оборону немцев, бегут к нам. Заметались немцы, дрогнули, бросили своих убитых и раненых и попятились к заливу Фриш-Гаф. А мы соединились со своими.

Мы, трое связистов, вышли из этого боя живыми, только вот Витька Николаев был ранен в руку. Все окруженцы довольны и рады, у всех добрые веселые взгляды. Но вид у всех удручающий: лица и руки грязные, шинели испачканные и дырявые от осколков и пуль, сами осунувшиеся после бессонной ночи.

В ночь на 15 февраля нашим стрелковым полкам удалось полностью сбить немцев с шоссе, ворваться в город, восстановить положение и овладеть юго-западной частью Цинтена. Начались бои за центр города. В центре наиболее укрепленными очагами сопротивления были водонапорная башня и костел, на которых противник  сосредоточил большую огневую мощь и обстреливал наступающих. В толстых каменных стенах имелись многочисленные амбразуры, из которых кроме огня автоматов велся пулеметный и артиллерийский огонь. Во всех подразделениях было много убитых и раненых. Вывозили их с места боев ночью, когда стихал бой и прекращалась перестрелка.

Борьба за Цинтен продолжала оставаться чрезвычайно напряженной, не ослабевая ни на минуту. Наступали наши, просачивались к нам в тыл немцы. Иногда не знали где немцы, где наши – сплошной обороны не было. Кто по кому стрелял тоже было неизвестно, потому что обстановка очень быстро менялась. Куда ни пойди, куда ни посмотри, везде стрельба, рвутся снаряды и мины. Трудно представить, как выжили в этом сплошном кровавом месиве, в этой страшной мясорубке.

Части нашей дивизии, понесшие в уличных упорных боях большие потери в личном составе и технике, были заменены и 17 февраля вышли из боя. Остановились под Цинтеном на пополнение и короткий отдых. Через несколько дней Цинтен – «северные ворота» Германии – пал.

К концу февраля 1945 года войска III Белорусского фронта прижали противника к заливу Фриш-Гаф. В руках немцев оставался участок побережья в 12 х 50 км с тремя опорными пунктами: справа – Бранденбург, в центре – Хайлигенбайль, слева – Браунсберг. Отступавший враг всё что мог с собой увезти стянул из Центральной Пруссии к побережью. Сотни вагонов с оборудованием, продовольствием, товарами, тысячи автомашин, лошадей и повозок с беженцами ждали эвакуации.

Под Цинтеном наша дивизия получила пополнение, особенно потрепанные стрелковые полки и артиллеристы. Опять привели в порядок боевую технику, а мы, связисты, кабеля и аппаратуру; помылись, побрились, написали домой письма, отправили посылки из захваченных трофеев. За всё время нахождения в Восточной Пруссии и центральной Германии я послал четыре вещевых посылки. В их составе было два хороших шерстяных костюма, свитер, два пальто женских, рубашки. Всё это после войны ох как пригодилось: не будь этого, долго пришлось бы ходить в солдатских брюках и гимнастерке.

И опять я в боях в направлении на Хайлигенбайль. Упорные бои продолжались день и ночь. Особенно тяжелыми они были за фольварк Ворваген и высоту 62,2. Это был сильно укрепленный пункт. Толстые каменные стены его строений надежно укрывали гарнизон от огня нашей артиллерии. Немецкие офицеры брали расписки от солдат, что они будут стоять насмерть на обороняемом рубеже. За спиной немецких солдат стояли части полевой жандармерии (это мы обнаруживали не впервые), они беспощадно расстреливали всех за попытку оставить боевой рубеж.

Отражая по несколько атак в сутки, бойцы и офицеры дивизии, поддерживаемые огнем артиллерии и минометов, танков, гвардейских минометов и штурмовых групп авиации, упорно продвигались вперед. Фольварк Ворваген был в полном смысле сметен с лица земли. Остался битый кирпич и головешки. В этом бою погиб командир стрелкового полка подполковник Ким Федор Иванович, а раньше на несколько дней – начальник штаба артполка майор Карцев и командир артдивизиона майор Корвелистов.

Пятого марта в ночном бою мы овладели перекрестком автомагистрали Кенигсберг-Эльбинг. Стремясь любой ценой возвратить утерянные позиции и восстановить движение, противник предпринимал неоднократные контратаки с танками. Мощные залпы гвардейских минометов быстро отрезвляли пьяных пруссаков. В этом бою 11 марта 1945 года на рубеже Гросс-Клингбек погиб командир дивизии полковник Ордановский Александр Яковлевич.

13 марта после артподготовки при поддержке авиации и танков, началось решительное наступление. В ночной атаке был захвачен Грюнвизе. Продвигаться было очень трудно по вязкой глине, размытой водой, через многочисленные речки и ручейки. Уже близко было море, то есть залив Фриш-Гаф. Он просматривался невооруженным глазом. Наша авиация и артиллерия беспрерывно бомбила и обстреливала этот небольшой клочок земли. Горели машины, повозки, дома, бегали люди в этом копошащемся горящем месиве, ржали, бегая, лошади. Десятки, сотни немцев и немок, не попавшие на пароходы, пускались в опасное для жизни плавание на лодках и плотах, боясь справедливого возмездия.

Дом за домом, улица за улицей переходил Хайлигенбайль в наши руки. Вот и зеленые волны залива Фриш-Гаф. Над тысячами трупов немецких солдат и офицеров, до последнего момента оказывавших отчаянное сопротивление, прозвучал стихийно возникший на поле боя воинский салют.

Бежим к берегу залива, чтобы зачерпнуть горсть воды – так трудно доставшейся воды залива Фриш-Гаф, где плавали разбитые в щепки лодки, плоты и трупы, трупы, трупы...

И много пленных солдат и офицеров. Ходим по домам и вылавливаем их, вытаскиваем из подвалов и чердаков. С Васькой Сысоевым, тоже связистом, привели на сборный пункт шестерых гитлеровцев.

– Хенде хох! – то и дело звучит вокруг.

– Гитлер капут, – отвечают с дрожью в голосе немцы, бросают оружие и подымают руки вверх. Кто не сдается, на месте уничтожаем.

Веселые, радостные ходим по Хайлигенбайлю. Кончилась война в Восточной Пруссии, враг повержен. Почти вся Восточно-Прусская группировка немцев уничтожена, взяты большие трофеи.

Велика радость победы, но и тяжелы потери: много убитых и раненых. В боях за Восточную Пруссию погиб командующий III Белорусским фронтом генерал армии Черняховский. Похоронен он в г. Вильнюс Литовской СССР, там ему поставлен памятник. Не обошлось без потерь и в 173 Оршанской стрелковой дивизии. Под Цинтеном погибла телефонистка Вера Стулова, а Рая Маклакова была ранена. За отличные боевые действия дивизия была отмечена благодарностью Верховного Главнокомандующего, маршала Советского Союза тов. Сталина в приказе от 29.03.45.

Короткий отдых в Хайлигенбайле. Хайлигенбайль – небольшой городок. Дома разные – есть одно и двухэтажные, типа дач, есть и пятиэтажные. Пришлось посмотреть как жили немцы, побывать не в одном доме. Везде беспорядок. Убегали немцы переворошив скарб и забрав все ценное. Видны следы братьев-славян, докончивших картину разрухи и кое-что прихвативших. Но и нам осталось. В гардеробах висели костюмы, свитера, рубашки и многое другое. Сбором трофеев занимались все – солдаты и офицеры. Последние еще в больших размерах. Они брали автомашины, мотоциклы, повозки и загружали их кипами материалов, белья, трикотажа, посуды, обуви, одежды, музыкальных инструментов (баяны, аккордеоны) – всё что можно было увезти домой на родину.

Война в Восточной Пруссии – особая страница в моей военной жизни. Озлобленные мы вступили на землю врага. У каждого был счет к фашистам за прерванный мирный труд, за сожженные города и села, за убитых и раненых родных, за увезенных в рабство… И началась месть, а с ней мародерство. В первом немецком городке все магазины опустошили, разбили стекла, зеркала, рамы, двери. То же самое продолжалось в Гольдапе, Летденсе, Хайльберге, Ландсберге, в малых городах и господских дворах. Было где приложить силу русскому Ивану.

Восточная Пруссия – обустроенный ухоженный край, кормилица всей Германии. Ее населяли, в основном, бауэры – богатые помещики-земледельцы и животноводы. Тут были в большинстве небольшие поселения типа хуторов – господские дворы, роскошные дома со всевозможными хозяйственными постройками. Строено на века – стены толстые, электричество, вода, канализация повсеместно. По всей территории густая сеть железных и шоссейных дорог, обсаженных по краям деревьями.

Пройдя всю страну с боями, мы не видели местного населения. Немцы боялись возмездия и убегали. Лишь изредка в подвалах, в бункерах находили дряхлых стариков и старух. Как ни старались наши враги всё вывезти или спрятать, это им не удалось. Находили закопанное в земле. В одном из сараев под слоем разного скарба обнаружили тайник. Под слоем земли оказалась посуда, книги, пишущая машинка. В подвалах находили колбасу, сало, консервы, компоты, соки, вино. Тут мы наелись и напились досыта. И приоделись, сбросив ненавистные надоевшие двухметровые обмотки и тяжелые кирзовые сапоги. Одели немецкие хромовые и вооружились получше. Кроме автомата у меня появился маузер и несколько штук наручных часов.

С часами особая история. Будучи в Германии, в одном из походов я наотбирал у немцев, возвращавшихся к своим домам, полную полевую сумку всевозможных часов. Подъехав к движущейся колонне, с автоматом наизготовке, потребовал от них:

– Ур! Отдайте ур!

И они послушно отдавали. Никаких возражений и сопротивлений. Потом, когда сел на велосипед и поехал в батальон, понял как сильно рисковал. Во-первых, я был один, а их было около тысячи, во-вторых, они меня окружали, сдавая часы, и в это время могли пристукнуть. И никто не узнал бы, где погиб. Но тогда я был смел, не боялся ничего, и это видимо передавалось моим пленным немцам.

В малой Германии, то есть в Восточной Пруссии, враг был разбит и уничтожен, но еще была основная Германия. После короткого отдыха, 2 апреля 1945 года на станции Коршен мы стали грузиться в вагоны, чтобы отправиться добивать проклятого «зверя в его берлоге». Погрузка в «телячьи» вагоны шла быстро и организованно. Входили солдаты с личным оружием, вещмешками, шинелями, телефонными аппаратами, кабелем. Коммутаторы везли тоже в вагоне. Для лошадей и офицеров были отдельные вагоны. Автотранспорт и артиллерия на автотяге двигались своим ходом.

Пол месяца продолжалась переброска нашей дивизии на I Украинский фронт. В вагоне молодые, задорные, здоровые ребята-фронтовики. Перепели все песни: «Катюшу», «На позицию девушка провожала бойца», «Темная ночь», «Про Мишку-моряка» и много-много раз мою любимую:

       Когда на фронт я уходил

       В далекие края,

       Платком взмахнула у ворот

       Моя любимая!

Пели «Священную войну», украинские песни: «Ой ты Галю, Галю молодая», «Посияла огирочки» и много-много других, а также частушки; иногда любители пускались в пляс. Плясали «Цыганочку», «Русскую», топали и хлопали. В это время забывались кровавые бои, в памяти появлялись хорошие воспоминания о жизни на гражданке.

20 апреля стрелковые полки и спецподразделения, следовавшие железнодорожным транспортом, сосредоточились в районе города Бунцлау, в четырех километрах южнее, в составе 31 армии I Украинского фронта. Находясь здесь, мы узнали что наши войска заняли Берлин, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, немецкая армия разгромлена и деморализована.

Но для нас война не закончилась. В ночь на 3 мая дивизия совершила марш и приняла полосу обороны от 373 стрелковой дивизии 52 армии. Через несколько дней наши полки вступили в бой на участке Обер Лангенау и начали преследование противника. Сбивая отдельные заградительные группы немцев, в ночь на 9 мая наши бойцы вступили на территорию Чехословакии и освободили чехословацкие города Яблонец, Железный Брод, Турнов и другие населенные пункты. Население Чехословакии горячо приветствовало воинов и офицеров, приглашали освободителей в свои дома, угощали, устраивали массовые гулянья.

Не забыть, как строем шли по Праге, ее главной улице, а на тротуарах, балконах домов и даже на крышах стояли радостные люди, бросали цветы и кричали:

– Наз-дар!!!

– Наз-дар! Наз-дар! Наз-дар! – по-русски «здравствуйте». Тысячи голосов сливались в один сплошной гул. Радостные лица, улыбки сопровождали нас. Некоторые пражане плакали от счастья, другие угощали пивом, печеньем, пирожными. У многих в руках цветы, цветы на дороге, в цвету яблони и вишни, в зеленом наряде вся Прага. Это – весна, это – очищение земли от скверны, это – наша Победа, которую ждали долгих четыре года.

9 мая всесоюзное радио передало сообщение о капитуляции Германии и прекращении военных действий. И началось невообразимое. Стреляли, кричали, целовались, плакали. Радость была огромная, неизъяснимая, неописуемая.

Но для нас война не кончилась. Оказалось, что немцы сдались не все, не сложила оружия целая армия под командованием генерала Шерера. Нас направили на ее уничтожение, выполняя известную формулу: «если враг не сдается, его уничтожают». 9 мая начали прочесывание лесов и прилегающих к автомагистрали населенных пунктов, где скрывались немецкие солдаты и офицеры, переодетые в гражданское платье. Армия генерала Шерера была хорошо вооружена, имела танки и самоходки, артиллерию и минометы. Два дня продолжались ожесточенные бои. Казалось началась опять война. Противник предпринял мощный артобстрел. Снаряды рвались около нашей ЦТС. Связь с полками прекратилась, все провода перебиты. И вдруг страшный удар потряс всю ЦТС, меня отбросило в сторону и я упал...

19 мая 1945 года 62 дивизия сосредоточилась в чехословацком населенном пункте Шонвальдау, а 173 в селении Хай. Тишина. Непривычная тишина. Ни самолетов, ни грохота танков, ни стрельбы из минометов, пушек, автоматов. Теперь-то кончилась война. Можно расслабиться, отдохнуть. Все это почувствовали – солдаты и офицеры. Ходим без опаски, в свободное время купаемся и загораем, офицеры вроде стали жалеть солдат. В распоряжении батальона встречаю комбата Архипова. Подходит ко мне и спрашивает:

– Старший сержант, какие у вас есть награды?

– Медаль «За боевые заслуги» и орден «Красная Звезда», товарищ майор!

– Вы всю войну прошли с 173 и 62 дивизиями?

– Да, товарищ майор, с начала организации 173, а вернее 135 Вологодской стрелковой бригады.

– Как вы чувствуете себя после контузии?

– Сейчас лучше, скоро буду дежурить на коммутаторе и давать связь.

– Я вас представил к награде, старший сержант, за бой в Восточной Пруссии и Чехословакии.

И не по-военному, а от всего сердца я ответил майору Архипову:

– Спасибо за оценку моей службы!

Он подошел ко мне, попросту пожал руку, сказал:

– Война кончилась, скоро поедешь домой.

– Да, товарищ майор, видимо скоро.

Война кончилась. Это уж точно. Остался жив, а как – и сам не знаю. Смерть ходила за мной по пятам. Мог погибнуть под Ленино, в Орше, в Минске, а в восточной Пруссии это уж наверняка. В Чехословакии не знаю как уцелел. Когда вернулся домой, рассказал матери, а она и говорит:

– Днем и ночью молилась за тебя чтобы не погиб, просила бога, чтобы сберег.

И я верю: молитвы матери помогают.

Выжил, а другие погибли – те, что рядом со мной были. Не убегал с поля боя, не прятался за чужую спину, не притворялся дурачком или больным. Не смог сохранить моих боевых друзей, защитить от пуль и осколков, от неминучей смерти. Это было не в моих силах. Иногда говорят: «Кто был на передовой, тот погиб. Значит ты не был там». Да, Гитлер не мог меня убить, силенок у него не хватило, а вот крови он мне много попортил. И таких как я много. По данным на 1 января 1991 года нас, фронтовиков, числилось живыми более пяти миллионов человек. Не инвалиды мы, нет у нас красных книжек, но у всех у нас в сердцах память о минувшей войне, потерянное здоровье. И я рад, что среди многих миллионов участников войны довелось защищать Родину, и на какой-то небольшой отрезок времени своими действиями приблизить день Победы.

Вскоре появились слухи, что мы совершим пеший переход на большое расстояние из Чехословакии в Венгрию. Слухи эти стали подтверждаться – все готовились к походу. В одно из ночных дежурств, когда устанавливается тишина и почти нет звонков, я позвонил на ЦТС 36 корпуса и попросил соединить с хозяйством Катюшина, то есть со 173 стрелковой дивизией, предварительно узнав позывной.

– Алло, алло, Вишня!

– Вишня слушает! – отвечает в трубку приятный молодой голос, в котором сразу же узнаю мою подругу Раю Маклакову. После взаимных приветствий разговор о жизни:

– Почему мне долго не писала? – спрашиваю Раю.

– Под Цинтеном меня ранило в ноги, лежала два месяца в госпитале. Когда стали переезжать в Германию, убежала из госпиталя.

– Как сейчас, зажили ли раны?

– Всё заросло, хоть пляши! – слышу ответ.

– У нас говорят что будет большой марш.

– У нас тоже говорят. У тебя есть мой домашний адрес? Пиши!

– Есть, буду писать! Уже звонят, выключаюсь!

Как говорили, так и получилось. Марш состоялся. Пешком, в полном походном снаряжении, прошли по Германии, Австрии, Венгрии – всего 600 километров. Шагали в основном вечером и рано утром, когда бывает нежарко. В походной колонне был духовой оркестр. Он ехал на машине и в каждом селении встречал нас музыкой, играя, в основном, «Марш славянки». На улицу выходили жители деревень и городов, смотрели на нас, русских победителей-богатырей.

Сколько за войну пришлось пройти – не сосчитаешь! От Москвы до Восточной Пруссии, всё на ногах да еще и не по прямой – то вперед, то назад, то вбок. Походили по Чехословакии и вот путь в Венгрию. За войну побывал в Польше, Восточной Пруссии, Германии, Австрии, Венгрии.

И вот небольшой венгерский городок Надьканижа. Теперь я в 34 батальоне связи 25 Синельниковско-Будапештской гвардейской стрелковой дивизии. Сначала командиром отделения, а затем писарем-каптенармусом. В Надьканиже долго не пришлось быть. Вскоре 25 гвардейская была передислоцирована на Украину в г. Пирятин.

Сразу же после войны началась демобилизация. В первую очередь увольняли женщин и стариков. Потом была вторая очередь, которая оборвалась на 1918 году, мой 1919 год не попадал. А как хотелось домой! Хорошо в заграничных странах, прекрасно на Украине, но родина лучше всех! Справедливо в песне написано, которую мы часто распевали:

       Много верст в походах пройдено

       По земле и по воде,

       Но любимой нашей Родины

       Не забыли мы нигде!

С особым чувством пели двустишие: 

       Хороша страна Болгария,

       А Россия лучше всех!

И вот радостная весть: 20 марта 1946 года появился указ Президиума Верховного Совета СССР о демобилизации военнослужащих 1919–1922 годов рождения. 20 мая 1946 года я демобилизовался из армии.

Военная фотография – единственная в домашних архивах И.М. Ульянова.

..

1    2.

ЧАСТЬ  III

.

И.М. УЛЬЯНОВ:
От составителя
Краткая биография
СТИХИ
СТРАНА ПОМОРИЯ:
Глава I. Страна Помория
Глава II. Поморская вольница
Глава III. Поморка
Глава IV. В немцы...
Глава V. По топям и лесам
Глава VI. Остров чудес
Глава VII. В сузёмах
Глава VIII. Москвы уголок
Литература о Севере
О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ:
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Фотовставка
МУРМАНСК - УНЕЖМА:
Коньячок тети Нюры
Унежма. Ольга Григорьевна
Наш "Чапаев"
Не забывай те грозные года!
Дима, Ира и Матвейка
Заключение
Автобиография
Об альбомах от составителя
Альбом № 1
Альбом № 2
Альбом № 3
Альбом № 4
Альбом № 5
Незаконченный альбом
Файлы для книги в pdf

.

УНЕЖМА (ГЛАВНАЯ):
Новости
Календарь на 2017 год
Приглашение к сотрудничеству
Информация для туристов
Унежма из космоса
Фотогалерея 2010
Фотогалерея 2009
Фотогалерея 2007
Фотогалерея 2006
Фотогалерея 2001
Унежма в литературе
Двухтомник И.М. Ульянова
Моя книга об Унежме
История Унежмы
Книга памяти
"Сказание" А. Дементьева
Крест на острове Ворвойница
Унежма-Каргополье-Кенозерье
На краю моря (очерк)
Ссылки

 

 

.


Главная      Унежма