• Главная • Рассказы об Австралии • Другие города • По русскому Северу • Унежма • Малошуйский музей народного быта • Люди и судьбы • Разное •


.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ И.М. Ульянов ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

Полное собрание сочинений в двух томах. Версия для сайта Страна Наоборот (раздел Унежма)

 

О времени и о себе (Жизнь помора из Унежмы)

_____________________________________________________

 Часть IV

 (окончание)

1    2

..

 В 1985 году к власти пришел Горбачев Михаил Сергеевич, провозгласивший перестройку, гласность, демократию, изменение внутренней и внешней политики, а былые годы, годы правления Брежнева, назвал годами застоя. Он говорил, принимая бразды правления: «Главное – улучшать жизнь людей. У нас нет более высокой цели». «Мы должны добиться существенного ускорения социально-экономического прогресса. Другого пути просто нет». «В аграрном секторе нужен решительный перелом, чтобы уже в двенадцатой пятилетке заметно улучшить продовольственное снабжение. Намечается более чем удвоить темпы прироста сельскохозяйственного производства». «Наша цель состоит в том, чтобы к 2000 году каждая семья жила в отдельной квартире или индивидуальном доме».

Поначалу ему, молодому, здоровому, инициативному руководителю партии и государства, многие, как и я, поверили. Слова «перестройка», «гласность», «демократизация» гремели по радио, телевидению и в печати, вошли в нашу жизнь. Встречаю соседа по дому Виктора Иванова и спрашиваю:

–  Как дела молодецкие?

–  Перестраиваемся, живем по-новому!

–  Как так по-новому?

– Жили по-брежневски, а теперь горбатенько. Вот хотел отоварить талоны на сахар, а его нет, крупы и макарон тоже нет. Даже соли не мог купить. Две бутылки водки полагается на талоны – тоже нет. Вот так и живем горбатенько, –  заключил Витя.

«Горбатенько живем» –  врезались в мою память эти вещие слова.  Витю я, конечно, успокоил, что всё это будет, товары на базах есть, завезут в магазины, а сам всё более сомневался, видя пустеющие прилавки. В перестройку хотелось верить.

В стране появились всевозможные демократические движения, затем партии. Стали издаваться независимые газеты, журналы, сексуальная литература и порнография заполнила прилавки книжных магазинов и ларьков, появились статьи с нападками на партию и ее основателя Ленина, на социалистический строй. Демократизация коснулась управленческих структур: были проведены выборы депутатов в Верховный Совет СССР, Верховные Советы союзных республик и другие Советы, вплоть до местных на альтернативной основе. После выборов в Верховный Совет Союза Горбачев М.С. стал одновременно Генеральным секретарем ЦК КПСС, председателем Верховного Совета СССР и Верховным главнокомандующим вооруженных сил СССР, а потом первым президентом СССР.

Но вернемся назад, к первым годам правления нового руководителя Союза. 1985 год – взрыв на Чернобыльской атомной электростанции, затем несколько аварий на крупных туристических судах, авария на газопроводе в Башкирии, землетрясение в Армении и всё с человеческими жертвами. Таких частых и крупных несчастий давно не бывало! В народе говорили, что все беды из-за «меченого» Михаила, называли его бедоносцем. Против Горбачева стала появляться оппозиция, и первая – выступление депутата Саши Умалатовой на сессии Верховного Совета СССР. Жаль, что ее не поддержали!

За спиной Горбачева стояла мощная фигура Б.Н. Ельцина – противника авторитарной партократической политики. Все потуги Генерального секретаря ЦК КПСС отстранить Ельцина от общественной деятельности успеха не имели. За него стояли демократы, народ. Ельцин был избран на альтернативной основе депутатом Верховного Совета СССР, затем депутатом ВС РСФСР, а в 1990 году первым народным президентом России из баллотировавшихся восьми кандидатов, в т.ч. Рыжкова, Бакатина, Макашова, Жириновского, и с первого захода получил более 50% голосов от принимавших участие в голосовании.

Наступила весна 1990 года и опять хочется побывать на Родине. Но с каждым годом до Унежмы добираться всё трудней: дорога с тремя пересадками, магазин в деревне закрыт – вези все с собой на горбу. А возить и носить тяжелое не могу. Что привезешь с собой, тем и живем, а если наловишь рыбы да насобираешь грибов и ягод – вот тебе и дополнительное питание. Одному не езда! Если бы кто-нибудь здоровый со мной поехал… Раньше ездили с Володей, а последнее время с Димой. Дима – большой любитель поездок в Унежму. Теперь, находясь в армии, пишет: «Дедушка, жди меня, не болей. Приду из армии – поедем в Унежму». В том году он не мог поехать, учился в техникуме, а Володе отпуск не дали. И хотя мало надежды на езду, но начинаю готовиться. Сходил в «Спорттовары», купил крючки и лески, навязал два продольника по пятьдесят крючков, откладываю продукты, особенно дефицитные: молоко сгущенное и сухое, кофе, консервы, дрожжи. Завожу разговор с женой. Знакома ей тоска по родине – такой же как моя, в вологодской глухомани. На этот раз долго не пришлось уговаривать – согласна. Хотя много хлопот с поездкой, но это ведь не куда-нибудь, а на родину. Она для меня самое дорогое, самое светлое на земле, во всей вселенной, в задичавшем, болотном и морском беломорском краю!

В начале июля на поезде едем в Беломорск, там пересаживаемся на вологодский поезд. И вот Нюхча. Как ни старались взять поменьше вещей, не получилось. На нас по рюкзаку, по бидончику, и картонная коробка. Заходим в дом к Екатерине Осиповне. Теперь надо уехать в Унежму, езда туда – по морю на лодке. Лодка должна придти из Унежмы с архангелогородскими пассажирами, отдыхающими там. Но ее нет и нет. Проходит неделя, вторая – всё нет. Повстречал Толю Фирсова, привозившего из Нюхчи Володю, Павлика и Раю, и говорю:

– Выручай, не могу уехать!

– У меня лодки нет. Старая прохудилась, а новую не сделали еще. Поговори с ребятами, может кто даст свою.

На следующий день заходит:

– Давай бутылку, лодка наклевывается, надо угостить хозяина. Завтра поедем, перед поездкой зайду.

По порожистой каменистой реке Нюхче выходим в Белое море. Огибаем Кильбостров – и прямой курс на Корепалку. Через два часа пристаем к каменистой щелье Великой вараки. Забираем вещи, расплачиваюсь водкой с перевозчиками и они уезжают опять в море, а мы с вещами по-над варакой идем в деревню. Вот Магазея. От нее дорожка между изгородями, дом Анны Александровны Куколевой, низенький, заросший крапивой и травой. От дома деда Максима остался костер гнилых дров. Дальше дом Ивана Леонтьевича Евтюкова, а налево в доме Куколевой Екатерины живет Ольга Григорьевна.

Заходим и заносим вещи. Выражаем Ольге Григорьевне соболезнование по случаю смерти ее мужа Вениамина Петровича. Она слушает, молчит, и кажется никак не реагирует. Через некоторое время поняла обстановку, наш приезд и говорит:

– Ночуйте сегодня у меня, а завтра, наверно, в свой дом пойдете. Там живут Ульяна и Михаил.

– Нет, Ольга Григорьевна, не пойдем, не можем мы жить с ними. Нам Дина Ивановна разрешила пожить в ихнем доме, –  говорит Рая.

– Ну а разрешила, дак живите около нас, берите ключи и хозяйствуйте. А сейчас попьем чаю да поговорим.

Дом, в котором мы жили в том 1990 году –  Ивана Леонтьевича Евтюкова, отца Дины. Маленький, низенький, кухня и комната. В кухне русская печка, в комнате плита. Жили в основном в передней. Морошки совсем не было, даже не поели.

Ловили рыбу в реке на помахалку (удочку). Моим напарником был Варзугин Валентин, брат Августы Ивановны. Он еще молодой пенсионер, мне всегда помогал. Ловил на две удочки и его корзина была полна камбал. Он ушел из реки, а я решил немного половить. Вышел из реки, начался прилив, а тут смотрю – с моря идет туман. Взял курс на Великую вараку. А туман всё плотней, варака скрылась, домов не видно. Камбальего острова тоже не видно, маленькие островки между варакой и островом исчезли. А кругом только камни. Вот вроде дом появился, а подойдешь – это камень. Вправо пойду – камни, влево – тоже камни. Решил идти прямо. И вдруг слышу крик. Это Валентин идет меня встречать. Иду на голос, и вскоре открылась Великая варака и деревня. Долго смеялись и разыгрывали меня жители деревни – как это я в трех соснах заблудился.

Появились грибы и люди стали ходить на реку. Приносили белые и красные грибы. Пришел Петр, охотник, с грибами, немного попозже Валентин. Решили и мы сходить на реку. И удивительно – в городе еле-еле ходил, а тут без отдыха отшагал по грязи и болоту три километра и не устал. Вот что такое деревня! Чистый воздух и пища без нитратов. Перешли Тухручей, вошли в лес. Попадаются грибы, но мало – недавно тут были люди, всё собрали. Дошли до ручейка Лёдручей и решили пройти по нему. Сразу же стали попадаться грибы: на моей стороне белые, на Раиной красные. Набрав грибов стали выходить, ведь за нами на полной воде должна придти лодка. Пришли на берег к лодке, а Петра нет и нет. Сели в лодку и стали потихоньку грести. И вдруг появляется шум мотора –  это за нами. Грибы ели и много насушили.

Ходили на Великую вараку за черникой, мяли ее с сахаром. Но ее было мало и мелкая. В Мироныщине были не один раз. Прибрали могилку отца, вырвали разросшуюся траву, посыпали песком и мелкими ракушками.

У Ольги Григорьевны жила Галина Ивановна – племянница с внуком Максимом, мальчиком лет пяти. Помогала Ольге в хозяйстве, косила траву и убирала сено. Я и Рая тоже ходили помогать: сгребали сено, складывали в зарод. Ольге Григорьевне предлагали жилье в Онеге – не поехала. Галя и Анна Ивановна, племянницы, хотели увезти в Архангельск – не согласилась.

– Буду жить в Унежме! – твердо заявила она.

– Но как жить одной, без Вениамина – дом, скот, а вам уже скоро семьдесят семь? – говорит Рая.

– Поживу еще, не хочу уезжать никуда.

Анна Ивановна жила в Нюхче в своем доме. Позвонила: будет в Унежме. Вода в море – Анны нет. Лучшая дорога в Унежму – по отливу. Вода стала прибывать, а ее все нет. Пришла ночью, рассказывает: «Вода сбила в берег, успела дойти до Вайхлуды, надеялась приедут на лодке и заберут. Никто не приехал, ночевала на острове, вся перемерзла».

Подошло время уезжать. Попросил Валентина, чтобы увез в Нюхчу. Отвечает: «Нет бензина». Петр тоже не поехал, решил на станцию идти пешком. Галина и Анна не говорят, как и когда поедут. Попросил у Ольги Григорьевны бензина, чтобы Валентин отвез, она ответила: «Нет бензина». Остался один выход: идти пешком на станцию Унежма. Пошли на кладбище, посидели у могилки отца, попросили хорошей дороги.

Идем по пустынной Унежме. Да, Унежма развалилась на глазах. Дома остались – можно по пальцам сосчитать, и то все плохие: один клюнул наперед, другой скосило набок, у третьего крыша провалилась, а четвертый без окон, без дверей, как сарай... И где бывалошные огороды при домах? Где овцы, которые всегда в жару серыми или черными валунами лежали под окошками, в тени у старых бань, пропахших дымом да банным листом? Ни воробьев, ни галок, ни голубей – только вороны каркают, да на берегу чайки галдят. Дико, безлюдно. От конного двора и коровника остались гнилые бревна, церковь некренилась, вот-вот упадет.

От некогда шумной и многолюдной деревни осталось три жителя в трех домах: Ольга Григорьевна, Валентин Симоненко и Иван Евтюков – люди немолодые. Еще два дома поддерживаются, в них живут летом. Это наш дом и Августы Ивановны Кондратьевой. Зарастают поля и луга ивняком, рябиной, сосной, на вараках громадные стены. Постояли у церкви, вспомнили прошедшие годы у памятного знака, на котором выгравированы имена погибших унежемов в годы Великой Отечественной войны. Сделал его Евтюков Анатолий Иванович, будучи несколько лет назад в Унежме. Спасибо ему за увековечение памяти героев минувшей войны.

Собрали пожитки. Их немного: ягод нет, только сушеные грибы, рюкзаки полупустые. На дорогу Ольга Григорьевна испекла буханку хлеба. Утром идем на щелью Великой вараки. В лодке мы с Раей, Петр с дочкой Аней, да трое туристов. Едем по морю. Смотрю на свою деревеньку родную и говорю словами частушки:

       До свиданья, до свиданья,

       До свиданья три раза.

       А еще раз до свиданья,

       Дорогая Унежма!

В лодке оживление, некоторые смеются.

Вот и река. Но недолго пришлось по ней плыть: воды в реке мало, начался отлив и она уходит в море. Переходим каменный порог, перегородивший реку, и по узенькой болотной тропинке идем к станции Унежма. Идти тяжело, сую под язык эринит, чтобы усилить работу сердца. Вот ручеек значит пройдена половина пути. Привал. Петр кипятит чай, развязываем рюкзаки, тут обед и отдых. Погода сопутствует нам: ветерок, солнце, сухо. Поели, отдохнули, и опять вперед. Тут дорога сухая, плотная, по ней возили лес. Кругом пеньки – здесь были лесозаготовки. Упавшие деревья перегораживают тропу, приходится перелезать или обходить. Попадаются маленькие гривки – возвышенности, на них отдыхаем. Выходим на болото уже порядком уставшие.

– Это болото самое большое, километров пять, говорит Петр. – А потом перед станцией будет сухое место.

Бредем по узенькой болотной тропке, часто отдыхая, а конца его нет и нет. Начинается лес, потом сенокос. А вот и линия железной дороги. За насыпью – станция Унежма. Небольшой вокзальчик на сухом удобном месте, а поселок чуть подальше в окружении лесов. Петр с туристами и детьми идут домой, а мы остаемся на вокзале ждать поезда. Глубокой ночью садимся на поезд и ночью приезжаем в Нюхчю. Ночь проводим у землячки Екатерины Осиповны, а на следующий день – в Петрозаводск.

Президент Горбачев продолжал произносить речи о перестройке, обещая лучшую жизнь. Писал книги, издавал их, получал гонорары, ездил по капиталистическим странам с женой Раисой Максимовной, рассказывал Бушу – президенту США, Миттерану – президенту Франции, Тэтчер – председателю Совета министров Великобритании, Колю – федеральному канцлеру Германии, как хорошо у нас идет перестройка. А страна всё более погружалась в кризис. Непомерные расходы на войну в Афганистане, на космос, на оборону, на помощь развивающимся странам подтачивали экономику. Талонная система стала неизбежным фактором нашего существования.

Люди не хотели так жить. 1990 год ознаменовался выступлениями за отделение и самостоятельность в Грузии, Молдавии, Прибалтике. Весной 1991 года под Москвой началось передвижение частей армии, а в марте, в день открытия Съезда народных депутатов РСФСР, в столицу были введены танки, бронетранспортеры, войска армии и МВД. Ситуация в Союзе продолжала накаляться. Президент Ельцин заявил всенародно о несогласии с политикой Горбачева и центра, не принявшей предложение о выходе из тупиковой ситуации, т.е. перехода к рынку. И хотя Михаил Сергеевич пытался объединять республики, но ни новоогаревский процесс, ни другие попытки не имели успеха. В августе он уехал на отдых в Форос – дачу, стоившую 50 миллионов рублей.

19 августа 1991 года радио и телевидение объявило, что власть в СССР взята государственным комитетом чрезвычайного положения – ГКЧП. В Москву снова введены войска, танки, запрещены демократические газеты и журналы, окружен Белый дом – резиденция Верховного Совета РСФСР и Совета Министров РСФСР. Во главе ГКЧП находились председатель комитета госбезопасности Крючков, министр внутренних дел Пуго, министр вооруженных сил Язов, вице-президент Янаев, премьер-министр Павлов и др.

По призыву президента и правительства России москвичи выступили на защиту демократии, Белого дома. К ним примкнули танкисты, другие подразделения армии. Защитники Белого дома держались стойко, не дали развязать кровопролитие. Три дня продолжалось противоборство.

Демократия победила. 23 августа 1991 года вышел указ президента РСФСР «О приостановлении деятельности коммунистической партии РСФСР», 25 августа «Об имуществе КПСС и коммунистической партии РСФСР» и 6 ноября 1991 года «О деятельности КПСС и КП РСФСР». Новые попытки Горбачева объединить республики ни к чему не привели. Вышли из Союза Литва, Латвия. Эстония, заявили о выходе Молдавия, Грузия, Азербайджан. В декабре 1991 года состоялась встреча руководителей России, Украины, Белоруссии Ельцина, Кравчука, Шушкевича на которой они договорились образовать содружество независимых государств – СНГ.

Почему так случилось? Об этом рассказал председатель Верховного Совета Белоруссии Шушкевич С.С. «Он (Горбачев) считал, что какое решение захочет, такое и примет Госсовет. Фактически так и было. Что ему не нравилось, то и не выносилось на обсуждение. В конце концов все поняли: с этим президентом нельзя работать. Я тоже не могу работать в таких условиях. Он думал, если я не выражаю горячего протеста, значит, я со всем согласен. Но это же не метод достижения цели. А голосования у нас не было ни разу. И вот мы нашли такой выход». Вскоре в СНГ вступили республики Средней Азии, Армения и Азербайджан. Союз как таковой перестал существовать: были ликвидированы союзные структуры, потерял свою надобность Верховный Совет СССР, сдал свои полномочия первый президент М.С. Горбачев. Правоприемницей СССР в международных делах стала РСФСР, верховный совет РСФСР и правительство России стало законным хозяином на всей территории, принадлежащей Российской Федерации.

Прошло шесть лет правления М.С. Горбачева на посту президента и генерального секретаря ЦК КПСС. Правомерен вопрос: каковы же итоги его деятельности во главе нашего государства? «Простой народ их уже подвел. Это развал нашей великой и могучей державы. Народ увидел и понял: ни одно обещание, данное М.С. Горбачевым на XXVII и XXVIII съездах КПСС и XIX всесоюзной партконференции не выполнено! Его указы, изданные в бытность президентом, не просто не выполнялись, а откровенно игнорировались в союзных республиках. Распоряжения, направленные на укрепление внутреннего порядка в стране, также не выполнялись. Его округлые, витиеватые речи до поры до времени затуманивали головы людей и привели нас к сегодняшней трагедии», – пишет в «Советской России» В. Поскребышев. Другой корреспондент «Советской России» А. Миронов, ветеран войны и труда, пишет: «За начало перестройки – честь и хвала М.С. Горбачеву, но он виноват в том, что лозунг «больше социализма» так и остался лозунгом. На практике перестройка привела к развалу величайшей державы мира и всей системы социализма, Варшавского договора и Совета экономической взаимопомощи, к запрету КПСС, нанесению огромного ущерба международному и коммунистическому движению.

О перестройке, о Горбачеве появилась масса статей в газетах и журналах. Его деятельность на посту генсека и президента подвергается критике, подвергается критике он сам как политический лидер. «Я не верю в то, что кто-то сегодня возьмет Горбачева в лидеры, тем более коммунисты. Горбачев – фигура политически законченная. Он может в каких-то партиях делать вид, что заседает, но народ никогда не простит ему предательства, низости по всем стандартам, потому что он проявил не только политическую низость, но низость и человеческую... Даже в той ситуации, в которой он был, его отказ от партии – это такая низость, которую не позволил бы себе в мире ни один король, ни один капитан баркаса, а он позволил», – так пишет в «Советской России» в статье «Русский предел» за 14 марта 1992 года Эдуард Лимонов.

В той же «Советской России» под рубрикой «Нынче времечко такое» печатаются частушки со всех концов России, посвященные перестройке, Горбачеву, демократам, непорядкам, установившимся в стране в перестроечное время.

       Перестройка, перестройка,

       До чего ты довела

       Скоро все ходить мы будем

       В том, в чем мама родила.

 

Или вот еще такая интересная:

 

       Чтобы впредь реформой дикой

       Не терзал нас баламут,

       За развал страны великой

       Реформатора – под суд!

«Частушки вызывают в нашей семье настоящие взрывы смеха. И, знаете, легче стало жить. Честное слово! Нас много, мы одинаково страдаем, одинаково думаем и одинаково не унываем», – пишет о частушках читательница Т. Сунцева.

Смех, как говориться, смехом, а жизнь-то вверх мехом. И особенно она изменилась и подорожала со второго января 1992 года, когда правительство России – Ельцин, Бурбулис, Гайдар – отпустили цены и начали приватизацию. Продукты и промтовары подскочили в 10-20 раз, а иные и более. Фиксированные цены остались только на хлеб и молоко, а пенсия и зарплата – без изменения. На нас, ветеранов войны, это повлияло более морально, чем материально. С первого декабря 1992 года Рае была установлена пенсия как инвалиду войны более 1600 рублей, а мне за 700. Дети наши – Валера, Галя – спрашивают как мы живем, хватает ли пенсии, чем помочь. Галя при каждом удобном случае с попутчиками посылает то рыбы, то мяса, то еще чего-нибудь. Пришел с морей Сергей, звонит и спрашивает:

– Как живете, послать ли вам денег?

– Не надо, они у нас есть!

– Дак ведь всё подорожало, пенсии-то наверное не хватает?

– Пенсию нам прибавили. Теперь мы на двоих получаем более двух тысяч рублей в месяц. Рая послала на день рождения Вале и Игорю сто рублей да коробочку лукума. Поздравляем Валю и Игоря с днями рождения! Передай им, Сережа, наше поздравление!

А в трубке голос Игоря:

– Дедушка, не болей, занимайся физкультурой!

– А ты, Игорюша, как чувствуешь?

– Не болею, занимаюсь спортом!

– Поздравляем с днем рождения!

Игорь – сын Сережи и Вали. Родился 13 марта 1986 года. Желанный ребенок, долгожданный. В том 1991 году Сережа с семьей жил у нас почти всё лето. А курортный сезон открыли Катя и Павлик. В конце мая они были у нас, затем приехали Галя и Володя. После отъезда Мурашкиных приехал Сережа с Валей и Игорем. С родителями договорились что в ближайшее время будем крестить Павлика и Игоря.

25 июля пришли в Екатерининскую церковь. Ждем-пождем, а Вали, Сергея и Игоря нет. Окрестили Павлика. 25 июля – день ангела Павлика. Этот день – рождение Симона Воломского, святого христианской церкви, внесенного в церковную книгу «Минеи». Рассказ Раи о Симоне Воломском сохранился у меня в памяти. Перед крещением Павлика в церкви я увидел икону – отрубленная голова плавает на воде. У меня появилась догадка: это голова Симона! Но был не уверен.

После крещения подхожу к священнику Ивану и спрашиваю:

– Чья голова на иконе изображена?

– Это голова Симона Воломского!

– Скажите, а есть ли что-нибудь в церковной литературе о Симоне?

– Есть!

– Разрешите почитать, – прошу молодого служителя церкви.

Он принес толстую книгу, нашел описание жизни Симона Воломского и подал мне. Читал и удивлялся: всё совпадает – то, что рассказала Рая, и что написано в книге. Удивительно: прошло около четырехсот лет, а народ сохранил память о Симоне. Вроде запомнил, а когда стал писать не получается, пришлось еще раз просить книгу и дословно записать. Вот полный текст записи в «Минеи».

«Преподобномученик Симон Воломский (в миру Симион Михайлович) родился в 1586 году в семье крестьянина монастыря Волоколамской вотчины. В 1607 году, в смутное время, его отец, разорившись, отправился на Север, а преподобный Симион пошел в Москву. Там он нашел работу у одного портного и научился портняжному ремеслу. Вскоре святой Симион покинул Москву, наполненную тогда изменниками отечества, и пошел в Устюг, а затем в Соловецкий монастырь. Однако из-за многолюдства в прославленной обители преподобный Симион, жаждавший уединения и безмолвных подвигов, перешел в пустынный монастырь в честь Грузинской иконы Божьей Матери на Черной горе на реке Пинеге. Игумен этой обители Михаил постриг святого в монашество с именем Симон.

Смиряя свою плоть, преподобный Симон усердно исполнял самые тяжелые монастырские послушания, но не довольствуясь этим, носил под одеждой жесткую власяницу. Строгая подвижническая жизнь снискала ему любовь и уважение братии. Слава о его равноангельском житии стала известна в округе и преподобный Симон ушел из обители. Некоторое время он путешествовал по монастырям Новгородской, Московской и Вологодской епархий, а затем в 1613 году поселился в 80 верстах от Устюга, в глухом и непроходимом месте Воломы или Воломском лесу на реке Кичменьге. Там преподобный Симон поставил келию и в течение пяти лет жил в одиночестве, в подвиге поста и молитвы. Пропитание он добывал своим трудом: расчищал лес, обрабатывал землю и выращивал овощи. С течением времени близ келии преподобного Симона поселилось несколько пустынников и был построен храм. Однако вскоре после освящения храм был сожжен окрестными поселянами, опасавшимися что к храму отойдут их земли. Преподобный Симон не пал духом и испросил у архиепископа Ростовского Варлаама грамоту на постройку новой церкви. В 1620 году был построен храм в честь Воздвиженья Креста Господня. В том же году преподобный Симон был поставлен игуменом.

Преподобный игумен Симон был для братии примером трудолюбия, смирения, простоты сердечной. Посты и молитва были главным деланием иноков. Однако враг рода человеческого продолжал настраивать против святого старца некоторых крестьян. Дарованная царем Михаилом Федоровичем жалованная грамота на владение землей в округе на 10 верст вызвала у них зависть и злобу. Однажды три злодея напали на святого старца, когда он один рубил лес, навалили на него колоду и грозили убить, если он не отдаст им грамоту на землю. Монастырские люди освободили святого.

12 июля 1641 года, когда большинство иноков ушли в Устюг на праздник в честь праведного Прокопия Устюжского (память 8 июля), злодеи пробрались в монастырь и, найдя преподобного одного, вновь стали требовать грамоту. Они повели его в церковь, думая, что грамота находится там. Святой старец, придя в храм, со слезами помолился Божьей Матери и причастился святых тайн, а затем сказал: «Теперь делайте со мной что хотите». Осыпая его ругательствами, разбойники «много мучиша, надругающеся ему и ножи разбодоша святое тело и, наконец, отсекоша честную главу его, и повергоша тело его близ его кельи».

Тело преподобного Симона было с честью погребено с левой стороны созданного им храма. В скором времени у могилы святого стали совершаться чудеса, в основном исцеления больных. В 1646 году началось почитание преподобномученика, ему была составлена служба с описанием жития и чудес. В 1648 году старец Архангельского монастыря Исания Гольцов написал икону преподобного Симона. В «Иконописном подлиннике» о нем сказано: «Подобим мало надсед, брада подоле Николины, курчевата, на конец четыре космочка, власы на голове велики, по плечи, в мантии, в схиме» (Минея, изд-во Московской епархии, 1988).

Через несколько дней крестили Игоря. Дима тоже крещен. Валя, Валерина жена, крестилась в Устюге. Там Паша Новосельцева, наша однополчанка, организовала этот священный обряд в главной церкви города, куда сама ходит, поет в хоре и числится в активе. Осталась некрещеной внучка Катя.

После провозглашения перестройки совершение религиозных обрядов стало проводиться свободно. Число безбожников сократилось, а верующих и сочувствующих церкви многократно увеличилось. Восстанавливаются разрушенные храмы, строятся новые, повсеместно проводятся богослужения. Рождество и Пасха стали нерабочими днями. Церковь проводит большую работу по идеологическому воспитанию народа. В такой непривычно новой обстановке, в Екатерининской церкви на крещении внуков, вспомнились детские годы.

В унежемской церкви с матерью бывал, помню, несколько раз до ее закрытия и разрушения. Так же как и сейчас запомнился блеск алтаря, икон, пение священника и хора, причастие, когда священник Владимир вливал в рот с маленькой ложечки сладкую и вкусную жидкость.

В праздники деревня оживала. О Рождестве сказка стояла на дворе: хрустальные прозрачные короткие дни с деревьями в кружеве инея. И ночи звездные, и в северном сиянии. В Рождество с братом ходили по домам, славили: «Рождество твое, Христе Боже нас...»

После пения хозяева одаривали козульками – северной стряпней. А взрослые в святки вынимали из сундуков и коробьев лучшие наряды, устраивали посиделки, ходили по гостям, катались по деревне на лошадях, с горок на санках. Потом было Крещение, за ним веселая Масленица.

К весне Унежма оживала. Поморы готовились к промыслу. Не забыть, каким большим событием было плавание на Мурман по Белому и Баренцеву морям с отцом и братьями. Тогда, восьми лет, отец стал приобщать меня к поморскому труду, я получил первое рыбацкое крещение. В становище Шельпино несколько раз в шняке выходил в открытый океан ловить кормилицу-треску.

Живо, как наяву, предстает то, чем жил до пятнадцати лет на родине. Деревня моя у моря! Вода с трех сторон и вараки на берегу. Шум моря и сосен слышны днем и ночью. Морские воды шепчутся с берегом, ведя то негромкую беседушку, то грозно шумят. Море для меня – родная стихия. Бессчетно много раз бродил в нем с продольником, торбая камбал. Ловил в губе Смолениха от Варничной вараки до Сосновки, в Унежемской губе от Великой вараки до Челицы, и всегда море одаривало рыбой. В голодные годы оно спасало от смерти, в военное лихолетье рыба была основной пищей унежомов.

Милое, дорогое незабываемое детство, как скоро оно кончилось! Тогда же кончилась единоличная жизнь, отец не стал ходить на Мурман. В деревне появился колхоз, закрыли церковь, богатых раскулачили, выселили из своих домов, сослали. Много погибло людушку от кровожадного грузинского злодея. После смерти Сталина потеплело, но система правления осталась та же. Сейчас семь лет продолжаются реформы, идем к рынку, а конца не видно.

– Дедушка, пойдем домой, я уже окрестился! Мое крестное имя Гаврик! – радостно лепечет Игорь. А Павлику дано имя Симон, – добавляет внук.

Да, теперь мы все, кроме Кати, крещеные. Но при первом же ее посещении Петрозаводска тоже будем крестить. Теперь нашей единственной внучке двадцать один год. Закончила коммунально-строительный техникум. Все это время жила и училась у нас. Три с половиной года прошли незаметно – так кажется сейчас, а тогда было всякое.

Первоначально Катя поселилась в общежитии техникума, но жила там недолго. Приходит к нам и говорит:

– Дедушка и бабушка, я переночую у вас?

– Ночуй, ночуй, Катюша, сколько хочешь, мы тебя не гнали в общежитие. Наверное там плохо?

– Долго не спят, бегают по комнатам, не дают уроки готовить.

– Дак живи у нас, не ходи к этим сумасшедшим студентам!

Частенько Катя приходила с подружкой, такой же тихой домашней девочкой Таней. Они разговаривали, готовили уроки, пили чай. Тане не нравилось общежитие, стала отставать в учебе, вскоре бросила техникум и уехала на родину в Анапу. Кате тоже, видимо, было нелегко, и однажды она сказала:

– В нашей группе осталось чуть более половины студентов. Многие уезжают. И я, наверное, уеду домой.

– Нет, внученька, домой не поедешь. Поступила так учись. Привыкнешь! – сказал я Кате.

– Уедешь, а где будешь работать? Ни специалист, ни опыта, да еще и несовершеннолетняя, никто на работу не примет. Только сейчас и учиться, а повзрослеешь – не до учебы, – говорит Рая.

После этого разговора Катя успокоилась и училась прилежно. Последний год перед защитой диплома засиживалась за книгами и чертежами за полночь. На выпускном вечере я присутствовал. Директор техникума отметил Катю среди хороших студентов и вручил похвальную грамоту.

Через год после внучки закончил железнодорожный техникум внук Дима – сын Вали и Валеры. Дима способный юноша, мог бы учиться на четыре и пять, но не хотел, придерживался этакого существовавшего среди мальчишек братства: не высовываться, не вылезать вперед. Чрезмерное пристрастие к этому иногда оставляло его без стипендии и с хвостами по отдельным предметам. Потом он нажимал на учебу и всё исправлял.

Во время учебы и после окончания техникума Дима часто ходил к нам. Он окреп, повзрослел, подрос. Занятия спортом сделали его фигуру атлетической, ходил в подвал «накачивать» мускулы. Он говорил что его отправят в десантные войска или во внутренние. В то время в республиках начались инциденты, кое-где настоящая война. Валя забоялась отпускать сына в горячие точки и позвонила нам. Рая согласилась походатайствовать за внука, пошла в военкомат, чтобы его отправили в связь, так как мы и оба наши сына служили в связи. Жена добилась желаемого. В конце мая 1991 года провожали Диму в армию. Вскоре он прислал письмо из Северодвинска. Там, на учебной базе Северного флота, учился на связиста, а осенью был переведен в Североморск на корабль «Тобол».

Валера работает на заводе «Авангард», хорошо зарабатывает. Младший сын Сережа работает главным механиком морозилок на БМРТ «Отто Гротеволь», а Володя, муж Гали – механиком крупнейшего консервного завода рыбокомбината в Мурманске. Галя – на корректировке морских карт и пособий. Все наши дети материально живут хорошо, обеспечены жильем, и мы рады: нашли они свое место в жизни, выбрали правильные дороги.

В январе 1992 года меня скрутила болезнь и я оказался в больнице. Опять сердечные приступы, невыносимые боли. Гале не говорили. Когда она узнала, была недовольна и сказала:

– Я приеду, возьму отпуск на недельку!

– Пока не езди, папе лучше стало, – отвечает жена. Ему делают капельницы, уколы, он стал поправляться.

Не хотелось ее отрывать от семьи, совершать поездку в это беспокойное время, нервничать.

В марте прошлого 1991 года, когда Рая лежала в железнодорожной больнице, уговорить не удалось. Приехала и жила целую неделю, каждый день ходила в больницу, готовила дома еду и носила больной матери. Доброта, милосердие, скромность присущи не только Гале, но и всем детям, Володе и двум Валям. Они всегда рады помочь, отдадут последнее, поделятся, не дадут в обиду, заступятся за малого или старого, уступят место в автобусе или троллейбусе. Учились жизни наши дети в семье. Никто из них не посещал ни садик, ни ясли, им не знаком детсадовский воспитатель. Первым домашним воспитателем была бабушка Екатерина Петровна. Дети ее слушались.

В конце февраля я вышел из больницы. Стал понемногу ходить, сначала около дома, потом подальше, заглянул в ближайший магазин. Цены на продукты ошарашили: масло сливочное 260 рублей, колбаса полукопченая 140 руб., сметана 60 руб., подорожали промтовары. Но это были еще цветочки: в 1992 году подорожание продолжалось, и казалось этому беспределу не будет конца.

Постепенно маршрут и время походов увеличивал, и к концу апреля ходил по кругу: Октябрьский – Московская – Варкауса – Ленинградская, а в мае продолжил этот круг до Мурманской. Потом попробовал сходить подальше: от начала Октябрьского до конца и обратно.

Началась весна в Петрозаводске. Выпадали солнечные теплые светлые дни. В конце мая к нам приехал Павлик. Спрашиваю внука о наболевшем:

– Павлуша, поехал бы ты со мной в Унежму?

– И не спрашивай, дедуля, я хоть сейчас! Вот только нам двоим с тобой не съездить. Если бы поехал папа!

– А когда у него отпуск?

– Об этом он ничего не говорил.

– Ладно, поговорю с Володей.

В один из телефонных переговоров спрашиваю Галю:

– Когда у вас с Володей отпуск?

– У меня осенью, а у Вовы неизвестно.

– Позови его, нам с Павликом хочется в Унежму, а без него мы не сможем.

Подходит Володя:

– Об отпуске пока ничего не знаю, но скоро прояснится.

На нашу радость вскоре он сообщил, что может взять его с 15 июля 1992 года. Мы с Павликом начали готовиться к поездке. Приехал Володя. Собрали всё необходимое в рюкзаки, и в первую очередь консервы мясные, молоко сухое и консервированное, кофе, чай, вермишель, крупу, сахар, сухари, белье, одежду и водку.

16 июля приехали в Нюхчу и сразу же пошли искать лодку. С трудом договорились с Сашей Кокотовым. Дали ему пятьсот рублей и две бутылки водки. В три часа ночи 17 июля были на щелье у Великой вараки, тут и решили отметить прибытие. Разложили костер, скипятили чай, достали провизию и бутылку. Саша уехал в Нюхчу, хотел порыбачить в реке, а мы пошли домой. Навстречу нам попадается Валентин Варзугин с корзиной: идет осматривать рыболовную снасть. Пришли к дому в шесть часов утра, попили чаю, скипяченного Ульяной, и легли спать в комнате за печкой.

Вторая половина июля – начало морошки. Идем все на Великий Мох к Тухручью. Ягоды есть, но зеленые нераскрывшиеся рохлячи, лишь кое-где спелая морошка. Решили идти за Тухручей – может быть там побольше спелой. Но и там не лучше. На следующий день пошли ловить рыбу. На продольник попало мало, только на уху. В тот же день сделали две помахалки и решили ловить в реке, так же как делали в прошлые годы. Первый поход с помахалками принес удачу: ребята принесли почти полную корзину камбалух. Сварили уху, нажарили, да еще и подсолили. С рыбой хорошо: меньше хлеба расходуется. Хлеб и другие продукты берегли. С Нюхчи привезли восемь буханок и этого хватило на неделю, потом стали печь из оставшейся от прошлых лет подпорченной муки, а когда она кончилась, перешли на сухари. Сухари хорошо с ухой, а если их постоянно употреблять, надоедают.

За прошедшие дни побывали у всех обитателей деревни. Ближние к нам – Евтюковы  Анатолий и Алевтина, пенсионеры. Поселились, говорят, на постоянно. Завели корову, двух овец, посеяли картошку, ячмень, отремонтировали дом. Но с хозяйством у них не ладится: заболела овца и сдохла, баран ушел в овечье стадо Ольги, корова с теленком пасутся в колхозном стаде и не ходят домой. Молока от коровы не едали, его сосет теленок.

У них полная изба внучат и детей. Толя косит траву, ловит рыбу, ходит за ягодами. Дети-малыши каждый день ходят за ягодами с ведерком. Встречаю их на берегу и спрашиваю:

– Каждый день ходите на Варничную вараку за ягодами. Зачем вам так много их?

– Бабушка варенье варит. Пойдут дядя и тетя на станцию, продадут, купят билеты чтобы уехать в Архангельск.

Следующий дом – Варзугиных. Августа Ивановна домовничает, а Валентин ловит рыбу, носит ягоды, ходит за грибами. В следующем доме живет Иван Петрович Евтюков, пастух колхозного стада. С ним живет Николай Иванович, тоже пастух, постоянный житель Малошуйки.

Галина рассказывала, что осенью Ольгу обокрали. Воры через окно зашли в дом, в котором они с Вениамином жили, перевернули, забрали всё ценное.

– Пойдем, Иван Матвеевич, покажу что сделали со мной.

Повинуюсь и идем в дом. В коридоре валяются мешки, корзины, разная рухлядь. В комнатах на полу кастрюли, битые тарелки, обувь, одежда, белье и многое другое. Раскрыты шкафы, опрокинуты сундуки, стулья и столы. Ольга Григорьевна села на стул и говорит:

– Вот что сделали, ворюги. И не стыдно им воровать у старого человека!

После смерти Вениамина жизнь Ольги переменилась. Теперь она зависела от многих, потому-то и отдала «Буран» и бензин Никандру Павловичу, связисту из Кушереки, за что он возит ей продукты. Онежанам отдала доски и кокоры, заготовленные Вениамином для лодки.

Выходим на улицу. Слышится шум мотора. Иду к складу, где обычно пристают приезжие, а навстречу под тяжестью мешка движется мужчина. Это Василий Михайлович Большаков из Онеги. Мы с ним знакомы.

– Привез муку Ольге Григорьевне, – поясняет он.

Василий Михайлович постоянно жирует около Унежмы: то в Сосновке, то в Челице, то в реке. Собирает морошку, клюкву, ловит сига, семгу, стреляет гусей, уток. У него прекрасная моторная лодка. По бурному морю, даже в шторм, ездит он без страха.

Живем в Унежме более десяти дней. Володя и Павлик ходят за морошкой, через день на рыбалку. Ведра наполняем спелой ягодой, рыбу едим до отвала, делаем сушьё, часть отдаем Ульяне и Михаилу они собираются ехать в Малошуйку. Рыба ловится. Каждый день ребята приносят по корзине камбал. Павлик пристрастился к рыбалке, носит по пятьдесят-шестьдесят рыбин, настоящий рыбак! Меня они не берут с собой – я часто отдыхаю, устаю, быстро ходить не могу, отстаю от них.

– Сиди дома, папа, – сказал Володя. Занимайся домашними делами.

И я сижу. Топлю печку, варю уху или суп, кашу или вермишель, в субботу топлю баню, а в свободное время хожу на вараку подышать сосновым целебным воздухом, посмотреть на море, на болото и лес, где гудят тракторы и паровозы на станции, заготавливающие лес. Иногда после обеда занимаемся заготовкой дров, потом Володя и Павлик ходят за водой на Крестовой колодец, а вечером играем в карты.

В один из теплых солнечных дней Михаил и Ульяна собрались ехать в Малошуйку. Принесли пожитки в лодку. Подошла вода и Михаил стал заводить мотор. А он не заводится, глохнет и встал. Пошел помочь Володя. Через некоторое время завелся, но Михаил остановил: «Сегодня не поедем, сильный ветер, большие волны, лодка загружена». И не поехали. Продолжали собирать ягоды, ловить рыбу. А у Ульяны скреблись на сердце кошки – в Малошуйке жила дочь Надя с семьей, отпуск у них кончался и надо было увезти им морошку и рыбу. Недели через две, уже в начале августа, уехали. С ними собирался поехать пастух Николай за продуктами, но Михаил его не взял, сказал:

– Лодка перегружена, не возьму.

– В Малошуйке найду бензин, расплачусь, – привел последний аргумент пастух.

Но Михаил был непреклонен. Уехали вдвоем, хотя лодка может принять четверых человек и четыреста килограмм груза.

Николай Иванович стал собираться в поход пешком, ведь у пастухов не осталось муки, крупы, сахара. Иван Петрович остался один для присмотра за телятами, а их было немало, до ста штук. Они часто уходили в Сосновку и дальше. Через два-три дня Копченый[1] обещал вернуться с продуктами. Поверив в быстрое его возвращение, мы попросили привезти и нам продуктов. Дали пятьсот рублей и рюкзак.

Проходит день, неделя, а Коли всё нет и нет. Кончаются сухари. Пошли к Валентину, которого до сих пор не видели, в надежде что-нибудь раздобыть. По узенькой тропинке, по пояс в траве и крапиве добираемся до маленького домика на берегу моря, обнесенного деревянной стеной. Хозяин, Симоненко Валентин, оказался дома.

– Как поживаешь, береговик? – спрашиваю Валентина.

– Да так, потихоньку, – отвечает он.

– А как нынче со жратвой? Может сделаем бартер: ты нам муки и крупы, а мы тебе горячительного?

– Ничего у меня нет, за продуктами надо идти на станцию. Последние супы доедаю, полбуханки хлеба осталось, сахару тоже нет.

– Ну ладно, на нет и суда нет. Тогда может отвезешь нас в Нюхчу?

– Дак на чем везти-то? Нет ни лодки ни бензина, – грубо оборвал меня до того добрый и податливый Валька.

– Около дома на берегу у тебя всегда стояли плоскодонка и карбас. Нет мотора вези хоть под парусом!

– Под парусом далеко не уедешь, а уедешь как вернуться назад? Нет, это не подходит.

Наше положение становилось критическим: не было хлеба, кончилось масло, сахар, крупа. На возвращение Копченого не оставалось никакой надежды. К обеду следующего дня вернулись с реки Володя и Павлик. Сварили грибной суп, поели с сухарями. За обедом говорю Володе:

– У нас один выход: идти на станцию за продуктами или уезжать из деревни.

– Нет, папа, уезжать нам нельзя и не на чем, лучше идти на станцию. Давай сходим договоримся с Валентином.

На другой день рано утром Володя и Валентин ушли вверх по реке. Через два дня Володя вернулся с полным рюкзаком продуктов. Принес масла, сахару, хлеба белого и черного. Мы опять зажили как паны: варили и жарили рыбу, носили морошку, чернику. Заполнили морошкой два пятнадцатилитровых, десятилитровое ведро и бидончик, собрали коробку с сушьём и готовились к отъезду. Из Малошуйки должен был приехать Сергей, с которым Володя договорился чтобы он нас увез.

Сергей появился неожиданно на двух лодках с двумя ребятами. В тот день мы рыбачили на горбылях. Закончив рыбалку, шли домой через Мироныщину (кладбище), а он со своими друзьями и с Иваном Петровичем ставил оградку на могиле Вениамина. Пригласили Сергея в наш дом. Вечером, подвыпившие, они пришли. Распили бутылку водки, ели уху и камбал. Уходя домой, попросили еще бутылку.

Хорошо нам было одним жить в доме. Рыбу стали запекать по предложению зятя в фольге в русской печке. Вкуснятина! Жалели только об одном: не могли запечь ее в тесте, не было муки.

Был назначен день отъезда, но желающих оказалось больше чем увезут лодки. И тогда решили что два лишних человека должны уйти на станцию пешком, а оттуда на поезде добраться до Малошуйки. Выбор пал на более сильных: Толю Евтюкова и Володю. На берегу у лодки я увидел Эллу Пестову, пришедшую накануне со станции. От нее узнал: к Валентину пришли ленинградские туристки и он с нами не поедет. Она же сообщила что есть фотокарточка унежемской церкви XIX века. Как бы хотелось ее посмотреть! [2]

Фото церкви В.В. Суслова (1886 г.), привезенное в Унежму летом 1992 года.

Едем по морю. В каждой лодке по четыре человека. Море спокойно, на небе солнце, тепло. Около Сосновки мотор на нашей лодке отказал.

Приехали в Малошуйку после полудня. Архангелогородцев Сергей сразу же на мотоцикле увез на станцию, а нас вторым заходом. Жанна и Галина Ивановна уехали в Архангельск, а мы ждали своего поезда еще пять часов. За это время сначала Володя и Павлик сходили к Ульяне и Михаилу, потом я. Рядом с ними живет Анна Григорьевна, моя двоюродная сестра. Зашел ее навестил.

В Петрозаводск наша троица прибыла шестнадцатого августа, ровно через месяц после отъезда, а через день Володя и Павлик отправились домой. Владимир торопился в Мурманск, там у него была договоренность о покупке автомашины. Но, как он потом сообщил, сделка не состоялась хозяин отказался продавать.

И еще одна причина была для спешки: осенью Катя, его дочка, должна была выходить замуж. Об этом мы с женой узнали от Гали, которая еще весной позвонила нам и радостным голосом сообщила:

– У Кати и Андрюши свадьба назначена на тридцать первое октября, приезжайте!

– Галя, я безгранично рад, что Катюша и Андрей создают семью. При любой болезни, при самом плохом самочувствии приедем обязательно! Но извини, Галя, я хочу услышать Катю.

– Дедуля, приглашаю тебя и бабулю на нашу свадьбу. Будем ждать, – звучит знакомый голос.

– Спасибо, Катюша, приедем. Спасибо, родная!

Заволновался, говорить не могу, в горле комок. Но быстро оправился и спрашиваю:

– Давно ли ты знаешь Андрея, надежный ли он будет в жизни как муж?

– Не очень давно, но надеюсь. Мы решили создать семью, – отвечает внучка.

Я радовался: сбывается моя мечта – будет у внучки семья, побываю на ее свадьбе, появится правнук или правнучка. Катю я любил безгранично, мы с женой к ней привыкли, ведь не менее половины своей жизни она была с нами в Мурманске, а потом в Петрозаводске. Любил за то, что всегда слушалась, умела печь, варить, мыла полы, стирала белье, шила на машинке – в общем могла делать всё. Никогда не унывала, не жаловалась, была готова к семейной жизни.

Закончился август, прошел сентябрь, наступил октябрь. Отпраздновали 73 моих, потом 70-летие Раи. На дни рождения приезжала Галя, в то время у ней был отпуск. Сережа находился в морях.

28 октября выехали на свадьбу в Мурманск. С нами Евдокия Васильевна – жена покойного Павла Петровича, брата Раи, и Валя жена Валеры. В вагоне было холодно, пьяница-проводник еле-еле топил, чаю не было, хорошо что с собой был термос, наполненный бодрящим кипятком.

Встречали все: Галя, Володя, Сергей, Валя, Игорь, Катя и Андрей. Андрей мне сразу же понравился. Выше среднего роста, подтянутый, немногословен, уважительный, он сразу же завоевал мое расположение. Об Андрее я кое-что знал и от жены, которая ездила в Мурманск в мае, и от Гали: Катя и он крепко подружились, ездили вместе в отпуск с мамой и братом Андрея, он завсегдатай в семье Мурашкиных, пишет стихи. Вот она, книга, привезенная Галей. Автор – Андрей Волков, название – «Хотя бы каплю веры», дата – 1991 год, издатель – мурманское отделение Всероссийского фонда культуры. Прочитал от начала до конца одним духом. Двенадцать стихотворений, небольших, но заставляющих задуматься. Какая-то философия жизни, дел и поступков, дума о теперешнем и будущем в этой маленькой книжке поэта. Ну да ладно, не буду обсуждать, в поэзии я ровно ничего не понимаю. Лучше приведу несколько строк из стихотворения:

       Пока сверкает злобно и без меры

       В руках судьбы неумолимый меч,

       Дай мне, Господь, хотя бы каплю веры

       И сил, чтоб я сумел ее сберечь.

В Мурманской газете «Рыбный Мурман» за 5 сентября под рубрикой «Заполярье литературное» В. Смирнов дал рецензию на стихи Андрея Волкова: «Можно дать детальный анализ творчества молодого поэта. Но ведь эта книга – начало, и у Андрея еще всё впереди».

Все трое поселились у Сергея. Нам была отведена отдельная комната, в которой диван и кресло-кровать для спанья, белье. Сережа вернулся с промысла и был дома.

Утром идем во дворец бракосочетания на регистрацию. Тут все Мурашкины, Ульяновы, Волковы, подружки Кати, друзья Андрея. Катя в красивом белом платье, Андрей в темном костюме. После регистрации подходим к молодоженам, поздравляем с законным браком, дарим цветы, высказываем пожелания, фотографируемся. Всё красиво, торжественно, незабываемо. Выходим на улицу. Стоят празднично украшенные машины, и в одну из них Андрей несет на руках свою молодую жену.

Вечером к 18 часам собираемся в кафе «Айсберг» на улице Полярные Зори. Вышли за полтора часа до начала, но пришли с опозданием. Евдокия Васильевна совсем плохо идет: задыхается, часто останавливается, кашляет. Ночью плохо спит, в основном сидя. Встречают нас Галя и Володя.

– Мы вас ждем, все собрались.

– Извините, что-то плохо ходят ноги.

– Ладно, пойдем раздеваться, – говорит Володя.

Большой зал кафе занят полностью. Тут не менее пятидесяти человек. Томадит на свадьбе подружка Гали, Людмила Тахонова. Молодоженам подносят подарки, деньги, цветы. Всё действо фиксируется на пленку. Произносятся тосты, пожелания, и конечно традиционное «горько!» После пития горячительного и обильной закуси большинство подалось в фойе покурить, потанцевать, размяться. Павлик организовал лотерею. Цена билета – 25 рублей. Гости активно играют. Я выиграл подставку для посуды, Рая поднос. Пока мы играли, утащили злодеи Катюшу. Теперь сторонники Андрея ходят по кругу и собирают деньги, чтобы ее выкупить. Наплясавшись, накурившись, а кто и просто отдохнув, собрались за стол. Неутомимая Люда-тамада приносит два кочана капусты и дает молодоженам:

– Ищите, в одном кочане девочка, в другом мальчик. Кто скорее найдет!

Торопятся внуки. Листья капусты летят во все стороны, мелькают пальцы, а куколок всё нет и нет. Подходит Люда:

– Да разве бывают дети в капусте! Знайте, они родятся от пап и мам, их горячей любви!

Все смеются, раздаются аплодисменты, а Катя и Андрей, поверившие в шутку, смутились немножко, но тут же оправились в общем шуме веселья. За новобрачных, их родителей, дедушек и бабушек, гостей то и дело звенят бокалы, раздаются здравицы. Чувствую, близко подошли к песням, и объявляю:

– Первую песню предлагаю спеть о Катюше!

Зал загремел аплодисментами и пошла, полилась песня о любви, о преданности, о горячих и светлых чувствах:

       Расцветали яблони и груши,

       Поплыли туманы над рекой.

       Выходила на берег Катюша,

       На высокий берег, на крутой.

Веселье продолжалось до закрытия кафе.

Первое ноября венчание Андрея и Кати. Тихо, торжественно. Перед священником пять пар. Первая пара – наши дети. Оба стройные, красиво и нарядно одетые. Здесь, в большой высокой церкви, это особенно чувствуется и как-то по особенному воспринимается. У всех в руках свечи, венцы над головами. Священник продолжает святое действо, идет съемка на пленку.

А мне на память приходят прожитые годы. Учеба внучки в школе, в техникуме, жизнь у нас. Удивляет: никогда не видел ее с парнями, особенно на пару. Девчонки ее возраста – Лариса уже три года замужем, Наташа в прошлом году завела семью, а Катя и говорить не хотела о замужестве. И вот нашла принца! Видимо только сейчас подошло ее время, появился любимый человек.

Вечером собрались у Гали и Володи. Гостиная полна людей, в основном молодежи. Веселятся, поздравляют, шутят, смеются, выпивают. Улучив свободную минутку, уединяемся с Андреем.

– Когда начал писать стихи? – спрашиваю его.

– С четырнадцати лет.

– А почему раньше не публиковался?

– Невозможно пробиться, тем более начинающему. В этой книжке-малышке много переделок. Это не всё, дома еще есть несколько тетрадей. Мои песни исполнял оркестр, в котором я тоже участвовал. Дома на своих инструментах я подбираю мелодии, наигрываю такт.

В свои двадцать четыре года он кое-что сделал: отслужил в армии, работает, пишет стихи и музыку. Эта работа, стихи и музыка поглощают много душевных сил и потому-то постоянно задумчив, сдержан, немногословен, редко улыбается. По себе знаю: когда писал «Страну Поморию», думал только о ней, всё остальное было на втором плане или вообще не существовало.

Поездкой в Мурманск мы предусматривали посещение могилы моей матери Марии Максимовны в Полярном, посещение могилы Павла Петровича в Мурманске, встречу с односельчанами и просто со знакомыми. Но ничего этого не сделали заболели, не могли ни ездить, ни ходить. После свадьбы сразу же проводили Диму в Североморск, в тот же день Валю ей надо было на работу, а потом сами уехали. Долго лечились дома, а Евдокия Васильевна с простудой лежала в больнице.

 ***

Книгу закончил в сентябре, но она до сих пор не отпечатана. Решил ее пополнить свежим материалом. Его много: поездка в Унежму, Катина свадьба, да и время нынче не застойное, меняется на глазах. Жизнь дорожает. Продукты, промтовары не по силам, цены страшные: масло 650-700 руб., сахар 160-170 руб., молоко 40 руб., колбаса 450-500 руб., сыр 500 руб., мясо 250 руб., треска 250 руб., лещ 460 руб. Правда пенсия наша увеличилась в два с половиной раза, у меня – 9300, у Раи двойная – 12890 руб. Не привыкли к таким ценам, боимся их.

В подорожании жизни многие винят правительство Егора Гайдара. А что оно может сделать? Поставь хоть золотое, лучше не будет. Истоки разрухи и обнищания – в доперестроечном и перестроечном периоде, который затеяли генсек Горбачев М.С. и председатель Совмина Рыжков Н.И. Теперешним руководителям приходится исправлять ошибки, допущенные раньше. Не думал что в мирное время, после великой Победы, окажемся в бедственном положении. Победили лютого врага, пережили послевоенный голод и разруху, построили могучее государство и вот стали нищими, собираем помощь по всему миру. Горько и обидно!

В развале страны обвиняют коммунистов, членов партии призывают к покаянию. Но что могли сделать я и моя жена плохого для народа и страны? Мы работали честно, воевали, защищая Родину, платили членские взносы. За более чем сорокалетний стаж уплочено не мало, а отдачи никакой. Ушли наши денежки на санатории, спецбольницы, охотничьи дачи, гостиницы и многое другое для удовлетворения запросов высшей элиты КПСС. Они жили безбедно, в достатке, а простых людей, в том числе и нас, рядовых коммунистов, держали в страхе и нищете. За народом следило недремлющее око – сначала ВЧК, а потом ОГПУ, НКВД, МВД и, наконец, КГБ. Все это происходило на моих глазах. Родился я при Ленине в 1919 году, жил при Сталине, Маленкове, Хрущеве, Брежневе, Андропове, Черненко, Горбачеве. Вот сколько вождей прошло по моей жизни за семьдесят с лишним лет, а я всё живу! Сейчас Россией руководит избранный народом президент Ельцин Борис Николаевич.

С двенадцати лет начались мои скитания по чужим людям. Это Нименьга, Онега – учеба до семи классов. В Мурманске не жил а существовал у неродных родственников, оттуда и ушел в Красную Армию. Участвовал в Отечественной войне, в действующей армии с 1943 года. Много раз был под бомбежкой, артобстрелами, испытал окружение. Вражеские пули и осколки от снарядов и мин постоянно свистели около меня, напоминая о смерти. Наперекор всему выжил, перенес контузии и ранения, голод и холод. Берегла и спасала меня материнская молитва.

Нелегко было и после войны. Семейную жизнь начинал с нуля, некому было помочь. Отец умер в 1944 году, а у матери было пятеро кроме меня. Пережил три года-перевертыша: названный 1919, 1961, 1991 – по канонам астрологов и ученых неблагоприятные. Не только они вся жизнь не усыпана розами. Иногда мои родственники и сельчане говорили: «Тебе, Иван, жилось хорошо», и имели в виду, что я закончил семь классов. А знают ли они, как это мне досталось? Сколько раз я был голоден и сколько раз наедался досыта? И умирал, может быть, больше других: мое брюхо кричало от голода так же как у всех. Ходил босой, оборванный, грязный. Всю чашу горя и страдания испил со всеми до конца. И если жил когда-то лучше, то это за счет упорной работы, с полной отдачей работал по полторы-две смены.

Прочитав такие откровения, не подумайте что в моей жизни было только плохое. Конечно нет! Жил, как все. Были трудности, но были и радости, как у всех. Прямо и открыто пишу: прожитым доволен, и живу долго, и если бы еще довелось, кое-что сделал бы не так – получше.

Я рад, что пришлось жить в непростое, боевое время – двадцатый век. Лучшие мои годы – участие в защите Родины и послевоенный период, создание семьи и воспитание детей. Да, именно участие в Отечественной войне 1941–1945 гг., когда судьба Союза и России, жизнь народа были в опасности. Тогда я встал на защиту отечества, изгнание и уничтожение фашизма с нашей земли. И это был единственно правильный путь.

В мае 1945 года мы победили: повержен фашизм, освобождены народы Европы от гитлеризма. Победа не прошла даром. За нее человечество заплатило 50-ю миллионами жизней, и более половины – 27 миллионов – советский народ. В каждой семье горе и скорбь, и радость «со слезами на глазах». Радость неописуемая – 418 дней кровавой войны, небывалой по масштабам в истории, ушли в прошлое.

Победный май не позабыт. 9 мая – всенародный праздник. Помнит мир спасенный советских солдат, чтит память погибших, чествует живых:

       Помнит Вена, помнят Альпы и Дунай,

       Тот цветущий и поющий яркий май.

       Вихри венцев в русском вальсе сквозь года

       Помнит сердце, не забудет никогда.

Для нас, фронтовиков, любимей и дороже праздника нет. Сколько написано об Отечественной войне в стихах и в прозе, а сколько еще появится! Война 1941–1945 гг. – это неиссякаемый источник для историков и исследователей, писателей и поэтов.

Каждую годовщину Победы жду с нетерпением: не заболеть бы, дожить бы. Приходит май и во мне появляются новые силы, поселяется радость, вспоминаются суровые годы войны и Победа. Ах какое это сладкое слово: Победа! Как оно согревает и будоражит. Передачи радио и телевидения готов слушать день и ночь, песни фронтовые и послевоенные. И кажется, всё это обо мне – маленьком винтике большой и кровавой бойни.

Мало осталось участников войны, уйдут из жизни и оставшиеся, но народ не забудет битву не на смерть а на жизнь, унесшую 27 миллионов жизней советских людей. Пусть их повергла физическая смерть, но в памяти народа, в истории они всегда будут жить:

       Мне кажется порою, что солдаты

       С кровавых не пришедшие полей

       Не в землю нашу полегли когда-то,

       А превратились в белых журавлей!

Так воспел бессмертие героев минувшей войны поэт Расул Гамзатов.

Самое большое и дорогое дело моей жизни – семья, жена и дети. Двоих сынков и дочурку вырастили и поставили «на крыло». Это цвет нашей жизни. Есть у нас и цветочки-голубочки: внучка Катюша и внучатки Дима, Павлик, Игорек. Надеюсь скоро появятся правнуки и правнучки. Доброго пути вам всем по жизни, здоровья, счастья, радости, благополучия!

Наш род не захирел, не выродился, он развивается. Ведя счет от дедов Максимов, мы живем накануне шестого поколения. Наш род – трудовой народ. Это мореходы, рыбаки, мастеровые люди. Преклоняюсь перед моими предками мужественными поморами, бесстрашными пахарями студеных морей. Наш род не выдвинул выдающихся личностей, но все были и есть настоящие люди. Быть человеком, настоящим человеком, похожим на лучших представителей моего рода, было моей мечтой. Я старался сохранить доброе имя родичей, продолжить их добрые дела и трудовые традиции.

Наша жизнь – это труд, работа. Работа до пота. Как работаешь, сколько зарабатываешь, какую пользу приносишь стране, себе, семье, так и живешь. Чтобы жить лучше, надо:

– быть терпеливым и настойчивым в достижении цели;

– проявлять постоянное стремление к совершенству;

– накапливать опыт работы и жизни;

– соблюдать законы отчизны и церкви, почитать ее служителей;

– уважать старших, жен, мужей, детей; следить, чтобы они были здоровы, сыты, одеты;

– помогать бедным, больным и инвалидам;

– жить в мире с родными, соседями и близкими;

– быть всегда и везде примером и, как писал пролетарский поэт,

       Светить всегда, светить везде,

       До дней последних донца,

       Светить – и никаких гвоздей!

       Вот лозунг мой – и солнца!

«Если ты, – завещал святой писатель древней Руси, – не можешь быть солнцем, будь звездою, не можешь быть большою, будь малою». Лучше не сказать!

       Март 1991 – декабрь 1992 г., г. Петрозаводск

.
 

[1] Прозвище пастуха Николая Ивановича.

[2] Туристками были автор сайта и ее подруга. В подарок Валентину Симоненко мы привезли фотографию церкви В.В. Суслова 1886 года. Когда началась моя переписка с Иваном Матвеевичем, я послала ему копию, так что его желание сбылось.

.

1    2

ФОТОВСТАВКА

(фотографии из семейного альбома И.М. Ульянова)

.

И.М. УЛЬЯНОВ:
От составителя
Краткая биография
СТИХИ
СТРАНА ПОМОРИЯ:
Глава I. Страна Помория
Глава II. Поморская вольница
Глава III. Поморка
Глава IV. В немцы...
Глава V. По топям и лесам
Глава VI. Остров чудес
Глава VII. В сузёмах
Глава VIII. Москвы уголок
Литература о Севере
О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ:
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Фотовставка
МУРМАНСК - УНЕЖМА:
Коньячок тети Нюры
Унежма. Ольга Григорьевна
Наш "Чапаев"
Не забывай те грозные года!
Дима, Ира и Матвейка
Заключение
Автобиография
Об альбомах от составителя
Альбом № 1
Альбом № 2
Альбом № 3
Альбом № 4
Альбом № 5
Незаконченный альбом
Файлы для книги в pdf

.

УНЕЖМА (ГЛАВНАЯ):
Новости
Календарь на 2017 год
Приглашение к сотрудничеству
Информация для туристов
Унежма из космоса
Фотогалерея 2010
Фотогалерея 2009
Фотогалерея 2007
Фотогалерея 2006
Фотогалерея 2001
Унежма в литературе
Двухтомник И.М. Ульянова
Моя книга об Унежме
История Унежмы
Книга памяти
"Сказание" А. Дементьева
Крест на острове Ворвойница
Унежма-Каргополье-Кенозерье
На краю моря (очерк)
Ссылки

 

 

.


Главная      Унежма