• Главная • Рассказы об Австралии • Другие города • По русскому Северу • Унежма • Малошуйский музей народного быта • Люди и судьбы • Разное •


 ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ПО РУССКОМУ СЕВЕРУ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

.

.

Две Золотицы

(отчет о двухдневной поездке в Верхнюю и Нижнюю Золотицу

Приморского района Архангельской области в августе 2014 г.)

1      2      3

В августе 2014 года мне удалось осуществить свою давнюю мечту – побывать в Верхней Золотице, деревне на одноименной реке, впадающей в Белое море. Когда и где я впервые увидела фотографию изящной деревянной церквушки в речной долине среди дремучих лесов – я уже не помню, так давно это было, но с тех пор мне очень хотелось туда попасть. Тем более, что Золотица казалась отдаленной и труднодоступной, а меня всегда тянуло именно в отдаленные и труднодоступные места. Не так давно мне посчастливилось быть совсем рядом – в деревне Инцы на том же Зимнем берегу Белого моря. Золотица, казалось, уже маячила на горизонте, но добраться до нее тогда не удалось. Мечта осуществилась чуть позже, когда моя знакомая по переписке Дарил Хардман из Англии вместе с фотографом Ричардом Дэвисом приехала в Архангельск с целью посетить именно Верхнюю Золотицу, и пригласила меня составить компанию.

Дарил Хардман – основатель и директор нескольких благотворительных фондов, в том числе связанных с Россией. Ее главное и любимое детище – детский хоспис в Минске, которым она занимается уже много лет. Россию Дарил полюбила с молодости – после окончания университета (специализация – русский язык) работала переводчиком и часто бывала в командировках в крупных городах СССР. Доступ иностранцев в русскую глубинку в советские времена был закрыт, но с перестройкой «железный занавес» упал, и в 2002 году на Соловках Дарил впервые увидела деревянную часовню. В следующем году были Кижи, потом Онега, и русское деревянное зодчество покорило ее навсегда. С тех пор со своими русскими друзьями она почти каждое лето ездит по Северу России – туда, где сохранились редкие уже памятники деревянного зодчества. Несколько лет назад на выставке в Лондоне она познакомилась с другим страстным любителем русского Севера – фотографом Ричардом Дэвисом, и их поездки стали совместными. В прошлом году Дарил и Ричард создали фонд «Деревянная архитектура под угрозой», целью которого является финансовая помощь тем церквям, на которых силами  местных энтузиастов уже ведутся реставрационные работы. Их ближайшие планы: помощь в реставрации Никольского храма в Ворзогорах (организатор работ – священник о. Алексей Яковлев) и отливка колоколов для колокольни в Турчасово (организатор работ – Алексей Сютин).

http://www.richarddavies.co.uk/woodenchurches/index.html

Фото-сайт Ричарда Дэвиса «Деревянные церкви на русском Севере»

http://www.friends-bch.org.uk/

Сайт детского хосписа в Минске, попечителем которого является Дарил

http://www.waar.org.uk/

Фонд помощи русским деревянным церквям, недавно созданный Дарил и Ричардом

С Дарил мы переписывались уже несколько лет, и несколько раз планировали встретиться то в Англии, то в России, но всё никак не удавалось – видимо нужное время еще не пришло. А этим летом чудесным образом совпали сразу два обстоятельства: я, наконец, встретилась с Дарил, и мы вместе посетили Золотицу. Так что мечты иногда сбываются, пусть даже спустя десятилетия…

Золотица действительно оказалась местом весьма отдаленным и труднодоступным – оказалось, что туда «только самолетом можно долететь» – за полным отсутствием наземной дороги. (Есть еще летний морской путь, но корабли ходят редко, и зимний сухопутный – на снегоходах). Летают туда маленькие 12-местные самолетики из архангельского аэропорта Васьково, билеты дорогие и заказывать их желательно заранее – за 15 суток. Причем, если билеты ТУДА можно заказать в любой авиа-кассе Архангельска, то ОБРАТНО – только в самой Золотице, куда надо звонить по телефону. Не обошлось без нервотрепки: ровно за 15 дней, с утра, в кассе оказалось в наличии только ДВА билета, их я оставила для англичан, а меня поставили на «лист ожидания», и до последнего дня я не знала, полечу или нет.

Но вот наконец мы пьем кофе в аэропорту «Васьково» в ожидании регистрации на рейс (так же как и на большой самолет за полтора часа). На вопрос: можно ли взять с собой бутылку с водой, отвечают «можно» – в самолете нет багажного отделения, люди и вещи летят вместе.

В ожидании посадки разговариваем с попутчиками – местными жителями, от которых узнаем много интересного о том, что, кроме церкви, можно посмотреть в Золотице. Это очень кстати, т.к. в интернете о Верхней Золотице я нашла совсем мало информации, а о Нижней – практически ничего.

Здесь нужно сказать, что Золотиц в Приморском районе Архангельской области три: Верхняя, Нижняя и Летняя. Деревни Верхняя и Нижняя Золотица (цель нашей поездки) находятся на Зимнем берегу Белого моря, на реке Золотице (ее еще называют Зимняя или Большая; любопытно, что ее приток называется р. Летняя). Верхняя Золотица расположена километрах в 12-ти от моря, Нижняя – в самом устье. Вместе они составляют Зимнезолотицкое муниципальное образование, здесь всё еще существует колхоз, хотя, похоже, он на грани развала.

Летняя Золотица находится на самой оконечности Онежского полуострова, на стыке Летнего и Онежского берегов, в устье реки Золотица (ее еще называют Летняя или Малая, т.е. рек Золотиц в этом регионе две). Воистину голову можно сломать☺…

 Краткая справка:

 Верхняя и Нижняя Золотицы – поморские деревни, уходящие корнями в глубокую древность. Поселения здесь были основаны еще чудью заволочской (финно-угорскими племенами) в незапамятные времена. Это подтверждается и местными названиями: на правом берегу реки находится местность, имеющая название «Чудская яма», а на левом берегу, выше Савина ручья – «чудское кладбище». Первыми русскими, как и везде на Севере, традиционно считают новгородцев, бежавших в эти глухие места в поисках воли и независимости. Есть сведения, что сюда бежали от притеснений старообрядцы. В XVI веке (первые письменные источники) здесь уже были оседлые деревни. Здесь также имел свои оброчные участки Антониев-Сийский монастырь. К концу XIX века население в Верхней Золотице достигло тысячи человек. Здесь жили богатые рыбопромышленники, было много добротных двухэтажных бревенчатых изб. Традиционные промыслы – рыбные (в основном, сёмга) и зверобойные (добыча гренландского тюленя). Перед революцией здесь было до 20 парусных судов.

 Но вернемся к нашему путешествию.

 За окном – такой тоскливый и такой милый сердцу пейзаж: «Всё болота, болота, болота, восемнадцатый день болота…».

У нас в руках – бумажные пакетики, которые можно взять в кармашке на двери в водительскую кабину. Они реально могут пригодиться, но мы предусмотрительно выпили таблетки от морской болезни и теперь наслаждаемся полетом – ведь мы летим туда, куда так долго хотели! Весь проход занимают длинные металлические коньки крыши – кто-то в деревне, очевидно, ремонтирует свой дом.

На подходе к Золотице унылый пейзаж несколько меняется, появляются светлые пятна – песчаные угоры, и вот наконец ОНА – Золотица – горстка домов, цепочкой растянувшихся в узкой ложбине, отвоеванной рекой у тайги, с высокими поросшими лесом берегами. Аэропорт здесь – просто зеленая лужайка, на которую радостно высыпают пассажиры после утомительного часового перелета. Здесь же  встречающие (прибытие самолета, видимо, праздник для всех), и провожающие – самолет тут же летит обратно. Мы вместе со всеми провожаем самолет и только после этого находим в толпе провожающих нашего хозяина – Василия Георгиевича Бурых. В Верхней Золотице нет гостиницы, поэтому накануне поездки пришлось опросить всех архангельских знакомых в поисках пристанища на ночь. Северные люди гостеприимны, и пристанище нашлось – у родственников знакомых знакомых.

Только что прибыли Аэропорт в Верхней Золотице

Северный говор непривычен для слуха, северные люди неторопливы и спокойны, северный ветер значительно холоднее архангельского. Накинув куртки, идем к реке – деревня на другой стороне. Василий Георгиевич заводит мотор и мы быстро пересекаем реку (хотя она здесь мелкая, по колено, песчаное дно хорошо просматривается, можно и вброд перебрести). Поселили нас тоже с комфортом – в новеньком доме сразу за сельсоветом. Сумки с продуктами, которые мы привезли в благодарность хозяевам, оказались излишними – только что был пароход, и прилавки местного магазина ломятся от товаров. (Если бы мы приехали чуть раньше, не смогли бы купить даже хлеба – снабжение магазинов целиком зависит от навигации. Пришел пароход – прилавки полны, давно не было парохода – живи на самообеспечении, а пароход ходит раз в три месяца). Зимой продукты привозят на снегоходах из Тучкино, но на них много не привезешь. Мы видели, как из самолета выгружали коробоки с компьютерами, принтерами, мультиварками и другой бытовой техникой – трудность и дороговизна доставки налицо.

     

Вот она, вожделенная Верхняя Золотица, но мне почему-то некомфортно: чувствую себя словно зажатой в тисках, сдавленной теснотой. Постепенно понимаю, откуда это ощущение: здесь мало простора, потому что долина реки, обрамленная узкой полоской лугов по берегам, зажата между двух лесистых угоров, беспросветно тянущихся вдоль речной долины, загораживая горизонт. Только что приехав, понимаю: я не хотела бы здесь жить, это место – не моё, здесь мне не хватает пространства. Но страсть путешественника зовет к исследованиям.

     

Итак, мы в Золотице, разместились с комфортом, согрелись горячим чаем, но долго рассиживаться некогда, уже почти 16 часов. По Верхней Золотице мы погуляем завтра, а сегодня нам нужно попасть в деревню-сестру, в Нижнюю Золотицу. Но как? Машин в деревне всего 2-3, в том числе школьный УАЗик (ездить здесь особо некуда – дорога-то одна-единственная, из одной Золотицы в другую, и всё!), но ни одной из них нет сейчас на месте. Василий Георгиевич спасает нас и тут: куда-то уходит, и вскоре к дому лихо подкатывают два чуда техники: мотоцикл с коляской (ну, это средство передвижения нам знакомо) и еще что-то невиданное – сиденье на четырех колесах с коробчонкой сзади, оказавшееся квадрациклом. Водители – Юрий и Александр – готовы отвезти нас в Нижнюю Золотицу, но за весьма приличную сумму (ведь приехали иностранцы!). Выбора у нас нет – идти пешком 12 км туда и 12 обратно с тяжеленной фотокамерой нет ни времени, ни сил.

Едем с ветерком, дорога песчаная, вьется среди кустов, следуя ленте реки. За кустами – те же полоски полей, чередующихся с болотами, дальше – те же тиски-угоры. По обочинам – малина. Водители, желая угодить иностранцам, подвозят нас прямо к кустам попробовать поздние спелые ягоды.

     

Но вдруг что-то меняется: свежий порыв ветра взрывает зажатость пространства; отпущенной на волю спиралью оно стремительно раскручивается, открывая ширь. Запах моря врывается в легкие, словно спасительный глоток кислорода – мы подъезжаем к Нижней Золотице.

Просторы, просторы! Море, море на горизонте! Вот они, «360 градусов свободы», как выразилась одна из туристок об Унежме. Мы вырвались на свободу из тисков речной долины, мы наконец-то дышим полной грудью! Вот где я могла бы жить!

 Пока я радовалась просторам и морю, проехали какие-то загородки из жердей вдоль дороги, напоминающие загоны для коров или лошадей, и остановились у большого строения, похожего на гигантский длинный сарай или ангар. Мы вышли и осмотрелись. Окружающий пейзаж был весьма сюрреалистичен, он напоминал обширную песчаную пустыню, с одной стороны выходящую к реке и морю, с другой – окаймленную похожими на верблюжьи горбы холмами, среди которой в беспорядке разбросаны внушительного размера деревянные строения непонятного назначения, явно заброшенные. Кое-где среди этой пустыни валялись громадные ржавые бочки, загадочные крупногабаритные железяки, тросы, цепи, старые лодки и даже целые суда – с мачтами и моторами. Без особого энтузиазма нашим шоферам пришлось превратиться в гидов, и смысл увиденного стал понемногу проясняться.

     

     

     

.

Краткая справка:

(использованы материалы с сайта http://www.animalsbb.ru/zvp/zvp10.htm  –

фрагменты из книги В.М. Смирина и Ю.М. Смирина «Звери в природе», с сокращениями)

 «Так называемое беломорское стадо гренландского тюленя приходит в Белое море на сезон размножения – в конце февраля-начале марта. Первыми появляются взрослые самки и образуют большие залёжки на ледяных полях и плавающих льдинах. Самки на льдах родят детенышей и держатся около них в течение короткого (две недели) периода молочного вскармливания.

У поморов для гренландских тюленей разного пола и возраста существуют специальные названия. Взрослая самка называется у́тельгой, взрослый самец – лысуном, новорожденный детеныш – зеленцом. Действительно, у него совершенно необыкновенная окраска: он желто-зеленоватый, как полуспелый лимон. Эта окраска держится один-два дня, затем быстро светлеет. Детеныш превращается в белька. Белек лежит на льду и, питаясь жирным материнским молоком, быстро набирает вес: зеленец весит около 7 кг, масса белька за каких-нибудь 10-12 дней увеличивается до 30 и более килограммов. В возрасте двух недель детеныш начинает линять, и с него сходит детский бельковый наряд. Такой линяющий детеныш называется хохлушей. Во время линьки хохлуша ничего не ест, обходясь накопленными запасами жира. Линька длится две-три недели. Заканчивая линьку, тюлененок превращается в се́рку, которая имеет гладкую короткую шерсть без подшерстка, очень похожую на покров взрослых тюленей. На этой стадии тюлени начинают жить самостоятельно, питаясь планктонными рачками. Они уже хорошо плавают и ныряют, и образуют отдельные от взрослых зверей залежки. К этому времени льды, на которых лежат тюлени, медленно дрейфуя, достигают выхода из Белого в Баренцево море. К концу периода выкармливания детенышей (когда они начинают линять) к залежкам самок приходят взрослые самцы, и происходит спаривание» (конец цитаты).

Сезон промысла тюленей (с середины февраля до середины марта) был временем общей промысловой страды для всего Беломорья. Промысловые бригады изо всех окрестных деревень и даже городов съезжались туда, где  собираются большие стада тюленей. Все прибрежные деревни оживали, все дома и даже бани до отказа заполнялись промысловиками. Такой была и Нижняя Золотица.

«Нижняя Золотица – настоящая музейная северная деревня. Такие дома, как там, мне приходилось видеть только в музеях деревянного зодчества. Здесь же это была жизнь, но, к сожалению, какая-то уходящая. (Речь идет о 1970-80-х гг.) Людей в деревне было мало, и лишь во время промысла здесь кипела жизнь. Поэтому местные жители воспринимали сезон промысла, как праздник. Но если раньше промысловые бригады выходили в море на судах, то сейчас ведущее промысел межколхозное объединение арендует для этой цели вертолеты. Вертолеты высаживают на лед промысловые бригады, весь рабочий день курсируют между ними и базой, доставляя добычу на разделочные площадки. В каждой бригаде имеется радист, который сидит на одном месте, поставив около себя мачту с флажком. Он поддерживает связь с вертолетом – иначе бригаду нелегко найти в море: за рабочий день льдина может сместиться на расстояние до десяти километров. Организация промысла требует больших денежных затрат, поэтому зверобойные бригады очень дорожат временем.

Работа зверобоя тяжелая и требует большой ловкости и сноровки. В течение всего дня он бегает по плавучим льдам, перебегая со льдины на льдину; таскает за собой добытых зверей, для чего на него надета специальная сбруя из системы ремней и крючьев. Ловко и быстро работают на разделочных площадках раздельщики, по-местному, «шкерщики». Около площадок растет штабель замороженных туш, за которыми прилетает вертолет и увозит их в звероводческие хозяйства. Шкурки везут в деревню, в цех первичной обработки, откуда потом отправляют на меховые фабрики» (конец цитаты).

Зверобойка приобрела широкий размах в 1920-х годах. Сейчас это объясняют тем, что СССР нужно было обеспечить на Севере рабочие места. Зверобои получали хорошие субсидии, для промысла использовали даже ледоколы. За сезон забивали до 350 тысяч взрослых тюленей и бельков. На ледоколе «Дежнёв» в 1948 году ходили на зверобойку молодые жительницы д. Унежма А.И. Кондратьева и З.С. Варзугина – бить зверя нанимались не только мужчины, но и женщины. «Нас на лед выпустят, багор в руки. Маленьких тюленей били. Они около метра в длину, белые, большеглазые, красивые! Мамаша уйдет в дыру [прорубь]… Шлёпали по голове, в кучки складывали. Мужики шкурили, разделывали. Сало ели» (З.С. Варзугина). Били баграми, стараясь попасть по носу – самому уязвимому месту. Жир служил топливом, мясо уходило на зверофермы, шкурки – на шапки, дамские портмоне и шубы. Активно охотились на тюленей во время Второй мировой войны: дешевое доступное мясо (неважно что невкусное) при общей нехватке продовольствия.

В более поздние годы стали промышлять не только бельков, но и серку – ее мех ценится выше, чем белька. Охотиться за серкой (это почти уже взрослый тюлень) трудно и опасно, поэтому бельков собирали в корзины и вертолетами вывозили на берег в «тюленьи фермы» (сейчас их называют «концлагерями»). Тюленят помещали в загоны (именно их мы видели на подъезде к Нижней Золотице), обнесенные сеткой, и выдерживали там около месяца, пока мех не станет кондиционным. Дело было выгодным, ведь кормить «арестантов» не нужно – линяющие бельки (хохлуши) не едят и в природе, обходясь собственными запасами жира.

     

Загоны для хохлуш на подъезде к Нижней Золотице

На угоре - "клетки", в которых перевозили бельков

с места промысла в деревню

.

В 1990-е годы, с развалом СССР, аренда вертолетов стала слишком дорогой, промысел начал было исчезать, но его частично возродила крупная норвежская компания по поставке меха. Она арендовала суда и нанимала зверобоев, в основном из горожан.

Этот промысел существовал до совсем недавнего времени: мои знакомые в Архангельске – ровесники – рассказывали, как ходили на зверобойку. «Помню, зацепил бельков, тащу их по льду, иду не оглядываясь – скорее бы дойти, а тащить что-то слишком уж тяжело. Наконец оглянулся – в чем дело? Смотрю, а на бельков у́тельга – мать – навалилась, и я и ее за собой тащу…» (И. Носырев).

В начале 2000-х годов городская общественность развернула компанию по борьбе с «бойней в детском саду», и в 2009 году зверобойку полностью запретили. Один из важных промыслов и источников дохода золотицкого колхоза перестал существовать.

Постороннему трудно судить о том, правилен ли этот запрет. На одной чаше весов – экономическая сторона дела, занятость населения, жизнеспособность поморских деревень. На другой – беззащитные меховые комочки, одни из самых очаровательных детенышей в дикой природе, с черными блестящими глазками. Большую роль в оценке играет, наверное, среда, из которой вышел человек. Для местных жителей зверобойка – дело обыденное, привычное, местные и к домашним животным относятся потребительски – свиней и овец держат для того, чтобы забить на сало и мясо, собак – чтобы охраняли дом, кошек – чтобы ловили мышей, и чем меньше кормить, тем злее будут. А не ловит мышей – нечего и держать, повесить и новую завести. («Кошка спит, а мыши по дому бегают, я психанул и повесил ее. Сейчас жалею – не могу забыть, как кричала». Это говорит мой архангельский сосед, совсем не злой человек (я живу в пригороде, практически в деревне). «Зачем его лечить? Помрет – другого заведем» – удивляется соседка, очень милая женщина, глядя на своего кота с загноившейся раной на лапе. «Самые сильные выживут», – успокаивает очень уважаемый мною старожил из Унежмы в ответ на вопрос о том, что будет с выводком котят, родившихся у привезенной на лето домашней кошки. Кошку заберут, а котят никто не собирается увозить, и все они зимой обречены на голодную и холодную смерть, но никого, кроме нас, горожан, это не волнует – дело это обычное, житейское… Это мы, горожане, трясемся над любимыми кошками и собачками, чуть что – бежим к ветеринару, готовые отказать себе во всем, но вылечить любимого питомца, члена семьи, которого мы почти очеловечиваем. Лично я не из Гринписа, я ем мясо, на моей зимней куртке – натуральный мех. Но уж больно по-человечески кричат беззащитные тюленьи детеныши (в интернете есть видео), и больно доверчиво смотрят на нас своими выразительными глазками, и я рада, что зверобойка запрещена… Я уверена, что пустеет Золотица, как и сотни других не только поморских деревень, совсем по другим экономическим и политическим причинам…

Но я отвлеклась от нашего путешествия.

Итак, сюрреалистический пейзаж вокруг – фабрика первичной обработки продукции рыбного и зверобойного промысла, с длинными цехами-сараями, холодильником и другими хозяйственными постройками. Здесь проходила обработка шкурок, в других цехах принимали и солили рыбу. Сейчас всё заброшено, всё разрушается, всё опустело.

.

.

Корпуса фабрики первичной переработки сырья

в Нижней Золотице

.

"Холодильник"

Заправка для вертолетов

А что же другой – главный и традиционный промысел Нижней Золотицы – рыбная ловля? Он еще жив, колхозу (всё еще существующему) по-прежнему выделяется квота на ловлю царской рыбы – сёмги.

Сёмга – рыба дорогая, спрос на нее есть всегда. Здесь и отношение к ней особое, уважительное. Всякая рыба имеет название, говорят: ловили камбалу, или навагу, или форель, а сёмгу по имени не называют, о ней говорят просто «Рыба». «Две рыбы попало», «и хорошая рыбка попадала» – это значит, о ней, о сёмге. Беломорская сёмга, выросшая на воле, вкуснее и жирнее распространенной ныне норвежской, выращенной в садках, выкормленной крилем (мелкие рачки) с пищевыми добавками, и оттого ярко-розовой. Наша сёмга гораздо светлее норвежской, люди знающие сразу отличат.

Ловят ее колхозники специальным стационарным неводом – тайником. Ловят на тонях, ближних и дальних, по всем берегам Белого моря, и здесь, на Зимнем берегу, тоже. Здесь много ее, царской рыбы сёмги. Идет она к берегам в определенное время, есть яровой ход, покровский ход, михайловский ход – местные жители хорошо знают ее привычки и капризы. Поэтому конечный пункт нашего сегодняшнего маршрута – на ближайшую к Золотице рыболовную тоню Ручеек, но о ней чуть позже.

 А сейчас мы все еще на правом берегу реки Золотицы, на территории бывшей фабрики. Чтобы попасть в саму деревню (она на левом берегу), надо переехать реку. Здесь уже не перебредешь вброд, здесь сильны морские приливы и отливы, без лодки не обойтись. Перевозит нас местный житель, он же показывает, где находятся достопримечательности деревни, о которых рассказали попутчики в самолете.

     

Известных нам достопримечательностей пока три:

1.      Обетный крест у одного из домов.

2.      Дом Марфы Семеновны Крюковой, известной народной сказительницы

3.      Старое кладбище с могилой Марфы Семеновны.

Старая Золотица (вернее то, что от нее осталось) расположена вдоль реки – по сути это всего одна улица с двумя рядами домов. Характерны крошечные окошки – типично северная деталь. Той сказочной деревни, которую еще застали В.М. и Ю.М. Смирины, уже нет – видимо, много старых домов разобрано. Те, которые сохранились, вросли в землю, покосились, хотя кое-где люди живут и зимой, что видно по большому запасу дров. Это еще одна характерная особенность обеих Золотиц – складывать поленницы вдоль забора по всему периметру участка, так что они напоминают крепостные стены. Большинство же домов, похоже, используются как дачи.

Далее, в сторону моря, застройка более хаотичная. Центр ее – длинное двухэтажное общежитие для зверобоев с башенкой в центре. Оно, заметное издалека, сейчас является, так сказать, главной «градостроительной доминантой». Судя по одному отчету в интернете (который я нашла уже по возвращении), здание еще функционирует – как рабочее общежитие и как гостиница, где могут остановиться приезжие. Если бы я знала это ДО поездки, мне было бы весьма интересно остановиться именно здесь.

Общежитие зверобоев, вид из деревни. Общежитие зверобоев, вид с реки.

Наша первая цель в деревне – обетный крест у одного из домов. Найти его несложно – надо просто пройти по улице вдоль реки, и где-то посередине он и стоит, прямо на частном участке, в огороде.

     

На кресте – старинные церковнославянские «иероглифы», заключенные в окружности. Отдельные из них можно расшифровать: ЦРЬ – царь, IНЦI – Иисус из Назарета царь иудейский, IСЪ – Иисус, ХРСЪ – Христос, СНЪ – сын, БЖЬI – Божий, и др. Общий же смысл вырезанных надписей могут прочесть, наверное, только специалисты.

Мне показались интересными две тонкие наклонные «пики», как бы воткнутые в основание креста – я никогда таких не видела, но, говорят, таких крестов с пиками много на Соловках.

Краткая справка:

Обетные кресты (или, как говорят в Золотице, «заветные», «обветные», «обетованные») – это не кресты на могилах, а кресты, поставленные по обещанию (по обету). Попал в шторм моряк, обещал Богу, что, выжив, поставит крест – вот и стоят сотни обетных крестов по всему Белому морю. Или, скажем, заболел крестьянин, обещал Богу крест, и, выздоровев, поставил его на своей улице (более редкий вариант, лично мне встретившийся пока только в Нижней Золотице). Такие кресты ставили и на каждой рыболовной тоне (многие сохранились) – видимо, в надежде на хорошие уловы.

К нижезолотицкому кресту мы подошли очень вовремя: хозяин дома как раз коптил в огороде рыбу и дал нам с собой несколько восхитительно пахнущих окушков.

 

Продолжение

1       2       3

.

.

Три похода по Северу
Унежма-Каргополье-Кенозерье
Две Золотицы
Рассказ смотрителя маяка
И снова Сельцо...
Водлозеро
Кондопога
Исповедь о поездке в Кижи
С дочкой по русскому Северу
На Северной Двине
Сплав по реке Оять
Прочь от суеты городов
Зимний Валаам
Водлозерские святки
Кожозерье
По Онеге
Из Самары в Тихманьгу

 

.


Главная    По русскому Северу