Страна Помория или Северная вольница
_____________________________________________________
Глава II
Поморская вольница
.
Беломорье – родина русского торгового флота и мореплавания. Мореплавание по Белому морю началось с незапамятных времен. В середине ХII в. жители Беломорья – онежане и двиняне – достигали южного побережья Кольского полуострова, а и концу ХII – северного, доходили до Финмаркена. Отважные и искусные русские кормчие задолго до западноевропейцев стали бороздить на утлых суденышках бурные воды Баренцева моря. В норвежском документе конца ХII в. говорится о появлении русских вблизи норвежских владений. А спустя два столетия, к концу ХV века, русские были широко известны в западных странах как опытные и отважные мореходы. К тому времени они освоили морской путь из Белого моря в Западную Европу и пользовались им для ловли рыбы, дипломатических сношений.
Вот несколько примеров. В 1496 году царский дьяк Григорий Истома, посол царя Ивана III, совершил путешествие из Северной Двины до Тронхейма. Везли дьяка и его спутников четыре поморских корабля. Команда состояла из местных мореходов, знавших путь в заморские страны. Корабли, выйдя из Северной Двины, пересекли Белое море, миновали Святой Нос, Семь островов, Средний и Рыбачий полуострова, прошли дальше на запад. В районе Тромсё посольство пересекло русско-норвежскую границу и добралось до Тронхейма, где русские корабли остались, а Истома на санях добрался до Копенгагена. В том же году целая русская рать с Северной Двины на судах прошла в Норвегию, а оттуда пешком в Каянскую землю, в шведское владение на побережье Ботнического залива.
В 1497 году царскими послами Дмитрием Зайцевым и Дмитрием Ралевым было совершено путешествие из Копенгагена в устье Северной Двины. Таким образом, морской путь из Московского государства через Баренцево и Белое моря был открыт русскими задолго до западноевропейцев. Однако западные историки это открытие приписывают английской экспедиции под руководством адмирала Виллоуби, состоявшейся в 1553 году. Корабли Виллоуби смогли добраться до восточного побережья Мурмана, два из них были штормом выброшены в устье реки Варзуги, где и погибли вместе с адмиралом, а третий, которым командовал Ченслер, попал в Северную Двину. Историки установили, что в конце ХV века, то есть за столетие до того, как Шпицберген был открыт экспедицией Баренца, поморы плавали на него и вели промыслы. В 1364 году они достигли устья Енисея и там основали поселение – знаменитую Мангазею, которая стала центром торговли. Онежане первыми освоили китобойный промысел. Право первенства в открытии и освоении Новой Земли принадлежит поморам Савве Ложкину, Ивану Старостину и Якову Чиракину, организовавшим там рыбные и зверобойные промыслы.
На Шпицбергене с ХVI века зверобойными промыслами занимался род Старостиных из Кеми. Один из них провел на острове 32 года. Свыше тридцати лет плавал на Новую Землю помор Исаков. В 1835 году он открыл группу островов севернее острова Панкратьевского, которые были названы островами Исакова. Позднее они были переименованы норвежцами в острова Гольфстрим. Яков Чиракин из села Шуерецкое первым прошел через пролив Маточкин Шар в Карское море. Он сделал описание пролива и карту.
Походы поморов на Шпицберген и Новую Землю были поистине героическими, ведь они плавали на небольших деревянных судах среди льдов и айсбергов, более чем за тысячу миль от земли. Чтобы не заблудиться в бескрайних просторах моря, выдержать жестокие штормы, нужно было иметь крепкий корабль, достаточно мореходных знаний, смелое сердце. Мореходов не пугала опасность зимовки на пустынных островах, лишенных растительности, покрытых вечными льдами, отрезанных от мира сотнями и тысячами миль.
Много славных страниц в историю освоения и исследования полярных морей, земель и островов вписали мореходы Беломорья. Виллем Баренц, посетив Новую Землю в 1594 году, нашел во многих местах кресты с русскими надписями. Это памятники первооткрывателям. Его экспедиция несколько лет подряд искала выход на восток и не могла пробиться дальше Югорского Шара, а поморские корабли с товарами ежегодно плавали до Енисея.
В 1940 году наши моряки нашли на полуострове Таймыр следы погибшей в середине ХVII века экспедиции – котлы, топоры, сковороды, ножницы. Найдены были также кремниевые ружья, различные инструменты, безмен (весы), украшения, промысловое снаряжение. На рукоятках ножей обнаружены надписи: «Иван», «Акакий Мур...» Исследование находок показало, что в распоряжении мореходов были первоклассные по тому времени навигационные приборы. Тут были компасные солнечные часы, изготовленные русскими мастерами по образцу западноевропейских приборов. Среди находок было несколько наборов шахматных фигур, в ножнах одного ножа сохранились остатки русской грамоты ХVII в, было собрано три с половиной тысячи серебряных монет. Все это говорит о том, что в дальние плавания поморы отправлялись хорошо снаряженными. Плавания поморов на острова Баренцева моря и в Ледовитый океан говорят о высокой культуре мореплавания в давно прошедшие времена. Память об открытиях русских мореплавателей сохранилась в названиях островов, мысов, заливов.
Первые устные сведения о безопасных путях плавания по Белому морю исходили от русских поселенцев. Это была как бы «устная лоция». В помощь ей ставились опознавательные знаки «гурии» – груды камней, сложенных на возвышенных местах берега, и большие восьмиконечные «навигационные кресты». Остатки их до сих пор встречаются по берегам моря. У навигационных крестов есть одна примечательная деталь – поперечина, которая всегда и везде устанавливалась в направлении меридиана (по компасу). По гуриям мореплаватели опознавали места на берегах, а по крестам судили о направлениях.
На смену устной лоции пришла рукописная. Из поколения в поколение переходили рукописные тетради – «Расписание мореходства». Введение в расписание начиналось словами: «Сие мореходное описание составлено вернейшим способом, по которому мореплаватели находят, т.е. узнают, все места, и через то оберегают жизнь свою». Поморы пользовались ею до появления печатной лоции, дополняя ее своими наблюдениями. В сборниках мореплавания описывались приметные места, обозначались глубины, якорные стоянки, естественные створы, указывались расстояния между приметными местами, давался грубый рисунок берега и описание важнейших приемов и способов ведения корабля по курсу.
Поморы с детства приучались к плаванию, к управлению судном, ходили под парусом и на веслах, приобретали от старших знания морских путей, постигали тайны мореходного искусства. В 9–10 лет дети вместе со взрослыми ходили в дальние промыслы.
Основным типом мореходного судна у поморов была лодья. Лодьи строились разных размеров. Более крупные могли поднимать до 12 тысяч пудов груза. Но чаще строили лодейки – одномачтовые суденышки, рассчитанные на 8–12 человек экипажа, способные поднимать около 6 тысяч пудов груза. Помимо прямого паруса, на носу лодейки ставился косой парус, который, увеличивая скорость движения, улучшал маневренные качества корабля. Лодки и лодейки – это торгово-промышленные суда, использовались для дальних промыслов, для больших переходов на острова и в западноевропейские страны.
Главным промысловым судном в прибрежных водах был ка́рбас – широкая и короткая лодка, которая могла идти на веслах и под парусом. Но и на карбасах поморы нередко плавали за пределы Белого моря. Западноевропейцы восхищались смелостью наших мореходов, кораблями, на которых они плавали. Стивен Бэрроу – английский купец, побывавший в Беломорье в ХVI веке, писал: «В России церкви, колокольни и дома все деревянные, а суда, которые они имеют, сшиты прутьями, без гвоздей», и далее в его путевых заметках: «Русские были смелыми и хорошими мореходами. У них были такие суда, которые шли быстрее английских». Участник экспедиции Баренца Геррит де Фер в своем дневнике 12 августа 1597 года отметил, что в море произошла встреча с русским судном, и поморы, посмотрев на «небольшой морской компас», показали голландцам, в каком направлении им идти.
В ХVIII веке на Мурмане появился местный тип карбаса – шняка, лодка без палубы и кают с прямым парусом. Она была приспособлена к ярусному способу лова рыбы в открытом море артелью из четырех человек. Шняка – это шестивесельная низкобортная лодка, рассчитанная на подъем 300 пудов рыбы. Шняка была прочна, легка в ходу, недорога. Такой тип промыслового судна устраивал поморов, и вскоре она была признана лучшим судном, получила широкое распространение на промыслах Мурмана. Лодки, карбаса, шняки крестьяне строили для себя в каждом селе. Были в Поморье искусные умельцы-мастера по постройке лодей, лодеек и более крупных судов. При постройке их пользовались опытом предков и смекалкой. Крупные суда чаще строили в Архангельске, Холмогорах, Кеми, Сороке, Онеге.
Известный русский путешественник Л.И. Челищев назвал Онежскую верфь «полным адмиралтейством». И у него были к тому основания. В Онеге на местных стапелях с незапамятных времен закладывались суда для архангельских, каргопольских и холмогорских купцов. Постоянными заказчиками были также Пертоминский, Михаило-Архангельский, Николо-Карельский и Соловецкий монастыри. Славился в Онеге своим корабельным искусством лодейный мастер Максим Степанов Шихнов. В 1578 году Соловецкий монастырь купил три лодьи онежского дела, в 1630 – две лодьи, в 1704 году онежскую тесовую лодью, затем онежскую тесовую кочневую лодью.
В ХVI веке были построены две верфи – в деревне Подпорожье и в центре Онеги. Онежская верфь являлась крупным корабельным предприятием и к тому же весьма основательным. Она имела две пильные мельницы, плотину длиной 55 сажен, две кузницы с шестью горнами, угольный сарай, модель-камеру, прядильный завод и два амбара для корабельных материалов и инструментов. Летом 1763 года со стапелей «Онежского адмиралтейства» сошли первые суда: «Де Вилиам» и «Поньга». В следующем году закончилась постройка еще трех кораблей и четырех галиотов. На Онежской верфи строились не только крупные купеческие суда «для иноземного морского ходу», но и мелкие грузовые и промысловые: романовки, лодьи, яхты. Продолжалось строительство судов в Подпорожье.
В начале XIX столетия кораблестроение переместилось в крупные промышленные центры. Строительство судов на Онежских корабельных верфях стало носить случайный характер, а потом заглохло совсем. Несмотря на то, что судостроение в Онеге прекратилось, связь онежан с морем сохранилась. Онега всегда жила, кормилась и величалась морем.
История Онеги уходит в глубь веков. Впервые о поселении в устье реки Онеги упоминает Устав Святослава Ольговича за 1137 год. На карте «Земля Новгородская ХII–ХIII веков» поселение значится под названием Погост на море. В половине ХV века московский князь Василий Темный, перечисляя двинские угодья на Севере, также упоминает поселение Усть-Онега. Исследователь С.Ф. Огородников в своей книге «Очерки истории города Архангельска в торгово-промышленном отношении», вышедшей в свет в 1890 году, указывает, что в ХV веке в Усть-Онеге было две церкви: Успенье Богородицы и Николы Чудотворца, и что первые поселенцы, без сомненья, были новгородцы.
Поселенцы, обживавшие Поморье, многократно терпели бедствия. По свидетельству «Летописи Двинской» норвежцы в 1419 году полностью разорили погосты Онегу и Нёноксу. Около 1613 года при набеге литовских захватчиков Устьянская волость была почти полностью выжжена и истреблена.
Городом Онега стала двести лет назад. Указом 1780 года императрица Екатерина II повелела поморское поселение Усть-Онежское называть городом Онег. В 1784 году Онега стала административным центром Онежского уезда, входившего в состав Архангельской губернии.
Онежские корабельные мастера вписали не одну славную страницу в историю своего края и, пожалуй, всей России. Суда, сделанные в Онеге, долгие десятилетия и века бороздили бурные воды полярных морей, достигали далеких берегов, выдерживали любую погоду. Последним трудовым подвигом онежских корабелов было строительство первого советского научно-исследовательского судна «Персей». Любопытна его история. Еще до первой мировой войны малошуйский купец Епимах Могучий, решив заняться прибыльным зверобойным делом, заложил на берегу Онеги специальное судно, но достроить то ли не успел, то ли не захотел. Остов этого корабля и обнаружили ученые. Они решили достроить его и оборудовать для экспедиционных работ. Деревянный корпус судна был спущен на воду в 1919 году. После освобождения Севера от интервентов «Персей» был достроен в Архангельске и передан ученым.
.
Петр I и Поморье
О том, что в Беломорье есть мастера лодейного дела, знали в Москве и рассказали молодому царевичу Петру. Петр, увлеченный «потешными играми» на озере Переяславль-Залесском, добился, чтобы поехали за мастерами в Онегу для постройки судов. Привезли мастеров и вскоре ботики были готовы. Игры продолжались, переходя в настоящие кровопролитные бои. Вступив на престол, Петр Первый перенес все свое внимание на Север. В 1693 году он едет в Архангельск с твердым намерением организовать государственную судостроительную верфь. Из Москвы до Вологды со свитой ехали на лошадях, из Вологды на семи карбасах по реке Сухоне. Остановились передохнуть в Великом Устюге, а затем без отдыха и остановки по Северной Двине до Архангельска.
Город Архангельск, основанный в 1584 году в дельте Северной Двины, у Белого моря, вошел в отечественную историю прежде всего как первый торговый порт России. После Орлец-города и Холмогор он стал центром всего северного края. Недаром здесь говорили: «Архангельский город – всему морю ворот». То, что увидел Петр на Северной Двине, его удивило: у причальных стенок порта стояло десятка два океанских кораблей, да втрое больше на якорях на реке. Лесом поднимались огромные мачты с паутиной снастей, покачивались высокие, украшенные резьбой кормовые части. Почти до воды висели полотнища флагов: английских, немецких, голландских, французских, испанских. На просмоленных бортах с широкой белой полосой в откинутые люки высовывались пушки. У Петра на флагманском корабле была лишь одна трехфунтовая пушечка, да на мачте развевался маленький флажок. Он подбежал к пушечке и выстрелил. В ответ раздался гром многих орудий с иностранных кораблей, и все окуталось дымом. Все, кто был с царем, поняли, как отстала Россия в кораблестроении от Запада. Вечером царь на иноземном дворе пировал, плясал, да так лихо, что все удивлялись. А ночь он не спал, думал: «Как расшевелить Россию, растолкать народ?» И было над чем подумать. В то время в Архангельске хозяйничали иностранцы – всю торговлю держали в своих руках, свои товары продавали по баснословным ценам, а русские покупали за гроши.
Петр интересовался поморскими судами. Ему показывали лодьи и лодейки и говорили: «Лодьи наши и есть корабли, хаживаем на них в дальние места – на Грумант, на Матку, на Колгуев, в Свейскую и Каянскуго земли». Но это были рыбацкие, мирные корабли – без пушек и солдат. «Быть Российскому флоту, иначе не избавиться от засилья иноземцев», – решил Петр. В том же году в Соломбале, около Архангельска, он заложил первую государственную верфь, положившую начало судостроению в России. Для постройки кораблей были собраны мастера из Онеги, Кеми, Холмогор, Мезени, работные люди: плотники, столяры, кузнецы. Нелегко было в то время архангелогородцам: всех способных к труду мужчин забирали на верфь, на постройку кораблей.
Когда Швеция объявила войну России, был получен указ Петра I : «У города Архангельского боярину князю Алексею Петровичу Прозоровскому на малой Двине речке построить крепость. И ту крепость строить города Архангельского и Холмогорского посадскими и всякого чина городскими людьми и уездными государевых волостей и архиепископскими и монастырскими крестьянами... ибо в опасении пребываем, что король свейский Карл великие беды учинит нам посылкою воинских людей, кораблями и галерами через море для разорения города Архангельского».
В 19 км от Архангельска, в устье Северной Двины, заложили крепость. На ее постройку были согнаны крестьяне из близлежащих волостей. Не миновали этой участи и монахи северных монастырей. Ведал постройкой крепости капитан-командир Сильвестр Петрович Иевлев. За короткий срок были построены временные укрепления, установлены пушки, на реке сделаны завалы, протянуты цепи, чтобы корабли врага не могли подойти близко к крепости, чтобы расстрелять их и остановить в устье реки. Кроме того, был проделан фарватер по мелководью, чтобы вражеские корабли сели на мель.
Не только Архангельск, но и другие остроги Беломорья были укреплены для бережения от шведов. Кольский острог мог выдержать порядочную осаду. Соловецкие монахи тоже подготовились хорошо. Остроги Пустозерский, Сумский, Кемский, Мезенский нападение вряд ли могли выдержать, но дать отпор были готовы.
Война со Швецией проходила на море и на суше за выход России на Балтику, за земли, искони принадлежавшие русскому народу. Первым событием Северной войны 1700–1721 годов было нападение шведского флота на Архангельск. В то время Архангельский порт был единственным портом России, через который она вела торговлю с западными странами. Швеция боялась растущей мощи России, ее флота, начало которому было положено в Архангельске Петром. Понимая все это, шведское командование начало готовиться к нападению на Архангельск. В большом секрете была подготовлена эскадра из военных кораблей со множеством войск и техники. Правительству Петра через дипломатические каналы стало известно о замысле Карла, и он предпринял энергичные меры для организации обороны Архангельска.
Летом 1701 года шведская эскадра появилась в Белом море сначала у острова Сосновец, а затем подошла к острову Мудьюг. В Белом море шведы взяли в плен архангельских рыбаков Ивана Рябова, опытного лоцмана, и Дмитрия Борисова. Ивана Рябова силой оружия заставили вести корабли в Архангельск. Храбрые патриоты решили погибнуть, но не допустить врагов в родной город. Они повели шведские корабли по ложному фарватеру и посадили флагманский корабль и яхту на мель. Враги набросились на Рябова и Борисова. Борисов в схватке был убит, а Рябов, тяжело раненый, прыгнул в воду и добрался до берега. Шведские корабли, попав под огонь береговых батарей, были частично потоплены, другие сожжены, и лишь немногим удалось уйти в море, не достигнув Архангельска. Петр I писал, что шведам был дан отпор у Архангельска «зело чудесно».
В то время воеводой в Архангельске был князь Прозоровский – «человек к военным делам неспособный». Он струсил, убежал в Холмогоры и жил там до изгнания шведов. Когда опасность миновала, приехал и стал творить произвол: арестовал Иевлева и Рябова, подверг их истязаниям и пыткам. Только с приездом Петра в 1702 году были прекращены издевательства над ними, а Прозоровский отстранен от власти. Иевлеву было присвоено звание контр-адмирала, Рябов назначен первым лоцманом Российского флота и награжден.
Петр выходил в море на построенных на Архангельской верфи кораблях, доходил до Святого Носа, работал на верфи, а вскоре весь Архангельск провожал его к Савватию и Зосиме на богомолье. Вечером того же для, в темноте, корабли подошли к Новодвинской крепости. Там на них нагрузили вооружение, продовольствие, боеприпасы, посадили солдат, и флот в составе тринадцати кораблей направился к Соловецким островам, а через несколько дней – в поморское село Нюхчу. Оттуда по болотам и топям крестьяне Беломорья, Олонецкой и Новгородской губернии протянули два фрегата в Повенец. Из Повенца фрегаты по воде прошли в Ладожское озеро и приняли участие во взятии крепости Нотебург.
Архангельск со дня основания стал крупным портом на Белом море. Здесь велась торговля рыбой, солью, салом морских зверей, пушниной. В 1702 году он становится центром всего северного края, а в 1707 году, в результате проведенной администрацией реформы, губернским городом. Все Беломорье, часть Карелии и Кольский полуостров вошли в состав Архангельской губернии.
По указу от 22 мая 1764 года была образована Олонецкая губерния, в результате чего часть побережья Белого моря отошла к вновь образованной губернии. В указе говорилось: «Пределы Олонецкого наместничества распространить до Белого моря, и по способности поморских Онежского уезда жителей причислить к Повенецкому округу, разделяя оный по причине его великого пространства на два округа, переименовав городок Кемский уездным городом». Такое территориальное деление просуществовало недолго: беломорские волости по своему укладу жизни больше тяготели к Архангельску, и в 1796 году весь Кемский уезд, в составе которого был Карельский и Поморский берега, отошел к Архангельской губернии. Такое административно-территориальное деление просуществовало до 1917 года.
В 1781 году в Архангельске открылось первое в России мореходное училище по подготовке судоводителей для плавания на Мурманский берег, Новую Землю, Шпицберген, в Норвегию. В 1842 году в Кеми начали действовать шкиперские курсы по подготовке судоводителей. В разработке программы для них принял участие адмирал И.Ф. Крузенштерн. На курсах изучали арифметику, геометрию, тригонометрию, астрономию, лоцию, закон божий, корабельную архитектуру, черчение, проходили морскую практику. Эти два учебных мореходных заведения дали северному морскому флоту немало квалифицированных моряков. В трудных условиях они проявили незаурядное мужество, становясь со временем опытными судоводителями. Выпускниками школы и курсов были многие мореходы, совершившие плавания по Северному морскому пути, принесшие славу русскому флоту.
Велика роль города Архангельска и в освоении Арктики. В течение нескольких столетий он служил базой для полярных экспедиций, от его причалов уходили в Арктику суда В. Чичагова, А. Сибирякова, Ф. Литке, П. Пахтусова, В. Русанова, Г. Седова. Архангельск провожал в путь многочисленные советские экспедиции по освоению Северного морского пути, морей Северного Ледовитого океана. Во всех арктических экспедициях участвовали поморы, выпускники старейшего училища, основанного в 1781 г.
.
Известные капитаны
В 1919 году Кемские шкиперские курсы окончил П.А. Пономарев, уроженец поморской деревни Нименьга. Шестнадцатилетним пареньком вступил он на палубу рыболовного парусника и с тех пор начался его морской стаж. Путь на капитанский мостик был очень труден, родители не могли платить за обучение сына. Учился он в Кеми, а летом зарабатывал на жизнь. Октябрь изменил жизнь поморов. Пономарев окончил Архангельское мореходное училище и стал помощником капитана на тральщике «Красный рыбак». В двадцатые годы на ледоколе «Ленин» он плавал в Сибирь за хлебом. За участие в спасении научной экспедиции итальянца Нобиле в 1928 году старший помощник капитана ледокола «Красин» П.А. Пономарев был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Красинцы участвовали в поисках экспедиций Амундсена, в спасении туристского парохода «Монте Сервантес», вписали немало страниц в историю освоения Арктики. Будучи капитаном ледокола «Красин», Павел Акимович возглавил экспедицию по спасению Челюскинцев. Первый в мире атомоход «Ленин» тоже возглавил П.А. Пономарев. Большой вклад он внес в дело подготовки кадров арктического флота. По проложенной им дороге в ледовых морях плавают его ученики. Именем П.А. Пономарева назван ледокол, приписанный к Мурманскому пароходству. Не менее знаменит его брат, капитан дальнего плавания Иван Акимович Пономарев, Герой Социалистического Труда.
Еще один поморский капитан – Василий Иванович Воронин, уроженец Сумского посада. Начинал он морское дело, как и все поморы, зуйком, потом стал юнгой, впоследствии капитаном «Челюскина», провел его Северным морским путем за одну навигацию. Он же был первым капитаном-директором китобойной флотилии «Слава».
Уроженец Унежмы Иван Максимович Ульянов много лет отдал освоению морей Севера, долго и плодотворно работал на различных судах: рыболовных и транспортных. Когда возник траловый лов, он уехал из Унежмы, а свой добротный дом продал сельсовету под школу. Будучи капитаном мотобота «Мурманец» он принимал участие в спасении папанинцев и награжден орденом Ленина. И.М. Ульянов тоже окончил шкиперские курсы в Кеми.
Еще один знаменитый капитан и ученый – Александр Степанович Кучин из села Кушерека. В 1909 году с золотой медалью он окончил Архангельскую мореходку. После окончания училища Кучин мечтал стать ученым, занимался океанографией и вскоре уехал в Норвегию. В Бергене он работал на биологической станции профессора Хансена, был одним из лучших учеников. Там он познакомился со знаменитым полярным исследователем Фритьофом Нансеном, который рекомендовал его в полярную экспедицию Руаля Амундсена. Почти два года продолжалось плавание на «Фраме» по полярным морям, был собран громадный материал, который обработал Кучин. Труд русского моряка-океанографа получил высокую оценку в научных кругах. Зимой 1912 года А.С. Кучин вернулся в Россию. Летом 1912 года Кучин принял командование судном «Геркулес», побывал на Шпицбергене в составе научной полярной экспедиции русского ученого В.А. Русанова. Члены экспедиции собрали большой научный материал по зоологии, географии, палеонтологии, полезным ископаемым. В конце августа «Геркулес» побывал в становище Маточкин Шар, откуда Русанов отправил последнее сообщение в Петербург. Он передал, что отважные полярники решили совершить сквозное плавание по Северному морскому пути к Берингову проливу.
Многолетние поиски пропавшей экспедиции ничего не дали. Только в 1934–1937 годах гидрографы разыскали остатки «Геркулеса» и личные вещи экипажа Русанова на западном побережье Таймыра. Поморы, из которых состоял экипаж корабля, погибли, верные своему долгу. Жизнь капитана Александра Степановича Кучина оборвалась в расцвете творческих сил, на двадцать пятом году жизни.
.
***
Рыболовство в Беломорье началось задолго до появления русских. Им издавна занимались саамы и карелы. Весной и летом рыбу ловили преимущественно у морских берегов, в заливах и устьях рек, а осенью в озерах. Ловили рыбу на костяные крючки, кололи острогой. Самым древним видом промысла был семужный, ловили ее в основном во время нереста, в реках и речках.
Охота за тюленями – одно из древнейших занятий населения Беломорья. Промысел этот начинался ранней весной, но готовились к нему задолго до наступления весны. Еще только начинал прибывать день, еще вовсю трещали морозы, а женщины уже запасали хлеб, мужчины чинили зверобойную амуницию, проверяли снаряжение: исправны ли багры, хороши ли бахилы, прочны ли лямки для вытаскивания тюленьих туш. На тюлений промысел ходили многие крестьяне Беломорья, но особенно те, которые жили на Терском, Летнем и Зимнем берегах Белого моря.
Горло Белого моря... Еще недавно здесь было пустынно, а сейчас льды густо усеяны многочисленными черными точками, вокруг стоит невообразимый шум и рев. Это собрались чуть ли не со всего северного полушария на весеннюю лёжку гренландские тюлени. В Белое море они приплыли из других морей еще осенью. Здесь их родина. Под свист заполярной вьюги, под гром сталкивающихся ледяных полей появляются на свет крохотные беззащитные зверьки, неотличимые по цвету шкурки от белоснежного покрова льдины, на которой родились. Во всем мире есть еще два места, где рождается гренландский тюлень: у берегов Ньюфаундленда и около острова Ян Майен. Наше беломорское стадо – самое многочисленное, насчитывает несколько миллионов голов (это было в 40–50-х годах).
Тюлень – животное безобидное, у него один способ защиты от человека – бежать в воду. Но охота на него – дело рискованное. Часто приходили с промысла печальные известия: того затерло льдом, того унесло в море, тот пропал без вести. Опасности подстерегали зверобоев на каждом шагу, но главная из них – переход через тертуху – мелкий лед. Во время отлива и прилива течение в Белом море имеет огромную скорость, напоминая бурную реку, по которой мчится раздробленный лед. Это и есть тертуха, месиво из мелких и мельчайших обломков льда, гроза зверобоя. Чтобы попасть на льдину к тюленям, надо перейти тертуху. Жди, когда ветер нагонит лед и закроет полую воду, и тогда переходи. Развело лед – нельзя, иначе гибель. А удачливому тоже нелегко. Напромышляв зверя, надо выйти на берег да еще вытянуть на лямке тюленей. Хорошо, если опять сойдется лед, а если ветер переменится – и понесло в море, считай, верная гибель. Нынешние поморы о старом торосовом промысле знают только понаслышке. Теперь охота на тюленей производится с помощью современной техники.
В далекие времена, до появления русских, да и тогда, когда они стали заселять Беломорье, промысел тюленей велся около берегов. Из шкур тюленей шили обувь, обтягивали ими лыжи для лучшего скольжения, сало использовали для хозяйственных нужд и освещения жилищ. Позднее, кроме семужьего и тюленьего, развились тресковый и сельдяной промыслы. Появившиеся в Беломорье русские крестьяне, в основном новгородцы, принесли с собой новые, более передовые орудия рыболовства: перегораживали большие реки заборами, применяли ставные сети, железные крючки, ловили рыбу поддевом и, наконец, использовали невода. Все это ускорило освоение прибрежных, а затем и глубинных районов Белого моря. Поморы стали плавать на острова, где было значительно больше рыбы. В середине ХII века они доходили до южного берега Кольского полуострова, а к концу ХII века плавали вдоль северного.
Поморы не довольствовались промыслом в Белом море, хотя тут тоже было много рыбы. Бывая на Мурмане, они заметили большие сезонные скопления рыбы. В определенные периоды к берегам подходили косяки мойвы, а вслед за ней – трески, пикши, палтуса, зубатки. Богатства Баренцева моря влекли поморов. Имея достаточно хорошие суда, рыболовные снасти и немалый опыт, приобретенный в Белом море, поморы сумели наладить лов трески и другой рыбы в открытом Баренцевом море на расстоянии 3–5, а в тихую погоду 15–20 верст от берега.
Зарождение морских рыбных промыслов на Мурмане относится ко второй четверти ХVI века, когда здесь стали строиться промысловые станы поморов – избы, погреба. Первое время треску промышляли только летом, после того, как очищалось ото льда Белое море. Рыбаки на суденышках приезжали на Мурман и занимались ловлей рыбы два-три месяца, а в августе-сентябре уезжали в свои села. Однако самым добычливым временем промысла была весна. Заметив, что в весенние месяцы, начиная с марта, скапливается больше рыбы, чем в летние, поморы стали уходить на промысел «сухопутьем», с расчетом, чтобы придти в становища накануне хода рыбы. Богатые рыбопромышленники стали посылать своих работников не дожидаясь открытия навигации, через Карелию и Кольский полуостров (Лапландию) на побережье Баренцева моря. Так на Мурмане возник весенний, или, как говорили в старину, «вешний» тресковый промысел.
Рыбаков, отправлявшихся на вешний промысел, называли «вешняками». Это название сохранилось до наших дней. Большую роль в его зарождении сыграли поморы, основавшие в устье реки Колы постоянное селение и одними из первых освоившие лов трески на северном побережье полуострова Мотка, позднее получивше-
го название Рыбачий. Уходили вешняки из дома в разгар зимы, когда бушуют вьюги, свирепствуют холода, а возвращались в конце августа, а то и в сентябре. До становищ добирались кто как мог: на лыжах, лошадях, пешком, на оленях. Но чаще всего на лыжах или пешком, так как плата за проезд на лошадях и оленях была очень высокой. Каждый год с наступлением весны знаменитая мурманская дорожка оживала, по ней шли и ехали поморы добывать хлеб насущный – кормилицу-треску.
Сухопутный путь на Мурман был большой и трудный, не легче, чем на карбасе по морю. Для каждого вешняка он начинался от своего дома и шел через Сороку, Кемь, Кандалакшу, Колу. В пути редко попадалось жилье – на севере деревни и села располагаются на расстоянии 20-30 км друг от друга. Особенно трудным был путь по Лапландии (Кольский полуостров), где жилья почти не было, за исключением саамских стоянок. Часто случалось, что во время пурги и морозов вешняки замерзали в белой пустыне севера.
В 80-x годах ХVI века, в связи с постройкой военного укрепления и открытием воеводского управления в Коле, правительство России учредило «ямскую гоньбу» (езда с остановками) из Архангельска до Кольского острога. Был составлен «подорожник» – роспись станций, через которые шло сообщение, с указанием расстояния между ними и краткими пояснениями особенностей передвижения на отдельных участках. Вдоль берега Белого моря был проложен тракт (дорога): построены мосты через речки и ручьи, прокопаны канавы для отвода воды, в лесу сделаны просеки и дороги. По тракту шло оживленное сообщение, особенно зимой: возили почту, распоряжения, ездили чиновники. Крестьяне на юг везли рыбу и соль, с юга хлеб и другие продукты питания. По этому тракту шли и ехали вешняки. Позднее на дорожных станциях были построены казенные избы для отдыха проезжающих, стали содержать лошадей, казаков для обслуживания почтовой связи. Крестьяне за особую плату содержали дорожные станции и обеспечивали перевозку почты, казенных грузов и лиц, ездивших по делам службы. Правом бесплатного проезда пользовались чиновники и лица, исполнявшие служебные поручения. Им выдавались «свидетельства» на право получения почтовых лошадей. Содержание тракта было поручено местным властям. Крестьяне Беломорья должны были отрабатывать дорожную повинность: чинить мосты, ставить вехи, расчищать просеки, ежегодно обозначать зимники (санные дороги), по которым проходил тракт. Первое время, когда не было дорожных станций (специальных «казенных домов»), крестьяне отбывали извозщичью повинность, то есть «ямскую гоньбу» по очереди, подворно. Тракт несколько облегчил положение вешняков. Теперь была дорога с вешками, или верстовыми столбами, на постоялом дворе можно было отдохнуть, отогреться, восстановить силы, напиться чаю.
В середине марта на Колу начинали прибывать первые партии крестьян-покрученников, шедших на Мурманские промыслы из онежского и карельского Поморья. С появлением «мурманщиков» Кола принимала вид переселенческого лагеря. Пришедшие размещались не только в домах, но и в банях, пустых амбарах и сараях. В разных местах горели костры, на которых варили уху, а то и просто рыбную похлебку. На улицах толпились и шумели люди, шла бойкая торговля. Кабатчики продавали водку, словоохотливые колянки предлагали ржаные шаньги, житники (ячменные караваи), пироги с рыбой и другие изделия домашней кухни.
Вот что сообщает о вешняках писцовая книга Кольского острога за 1574 год: «В Кольский же острог приходят на удьбу двиняне и кореляне и поморских волостей люди, да ловят на мурманском берегу треску и палтус и ахкулы, и меняют ту рыбу с немцы на товар, и с тех казаков перед сего имели Кольского острогу таможенные целовальники явки (сбор за приход на промыслы) по две деньги с человека». А вот еще одна запись: «С рыбы с трески и с палтуса идет в государеву казну десятая большая рыбина, а с трескина сала десятина».
Расплатившись с целовальниками и справив кто как мог Благовещение (весенний религиозный праздник), «мурманщики» шли в свои становища. Обессиленные и измученные дальним путем, рыбаки очищали стан (избушку) от снега, льда, ремонтировали печь, приводили в порядок рыболовную снасть. Постоянного жилья в то время на Мурмане не было: жили рыбаки в тесных, наспех сколоченных из плавника избушках (станах), пригодных для теплого времени года – весны и лета.
.
.
.