Мурманск – Унежма – Петрозаводск
_____________________________________________________
.
Коньячок тети Нюры
.
Был май – разгар весны. На деревьях появились почки, расцветали первые весенние цветы, ярко светило солнце, на голубом небе ни облачка. Мурманск нас встретил шумом и многолюдием. На привокзальной площади масса машин разнообразных марок, море людей. Вот и Володя со своим «жигуленком». Тут же Галя, Катя, Андрей, Павлик – все радостные, веселые, в приподнятом настроении. Садимся в Володин «мерседес» и едем в жилище Мурашкиных на улице Старостина.
Наш Мурманск всё такой же красивый, боевой, шумный, в нем много транспорта: автобусы, троллейбусы, такси, частные легковые и грузовые машины. Нравится город моей юности, самый молодой из городов-героев. Его возникновение отмечено 1916 годом, когда сюда на крайний Север, к Кольскому заливу, была проведена железная дорога, а назывался он тогда Романов-на-Мурмане.
У мурманчан Володи, Гали и Павлика трехкомнатная квартира со всеми удобствами. Нам с женой выделена самая лучшая комната – на южной стороне, с видом на город. Вечером за общим столом собралась вся родня. Это привальный чай с чаркой. Долго за столом сидеть не пришлось, хотя повод для этого громадный – ведь сегодня день Победы! Вот-вот начнется салют. Заканчиваем столосидение и все идем на ближайшую высотку.
На улице как днем, над сопками за заливом солнышко, а во впадинах сопок белеет снег. На северной окраине города, на самой высокой горе – рукотворный Алеша, памятник защитникам Заполярья. С улицы Старостина, где живут Володя, Галя и Павлик, весь город, раскинувшийся вдоль Кольского залива от Зеленого мыса до Колы, как на ладони.
Десять часов вечера, начался салют. Видна и слышна стрельба из пушек из-за залива и от Алеши. Взлетают разноцветные ракеты, рассыпаясь в воздухе на множество маленьких светящихся шариков, и гаснут, не долетая до земли. На всех возвышенностях люди наблюдают красочное зрелище. Остановились автобусы, троллейбусы, легковые и грузовые машины.
Сегодня утром и днем многие мурманчане ходили к Алеше. В мою бытность (а мы с женой и семьей прожили здесь тридцать лет) в этот день поднимался весь город. Колоннами со знаменами и цветами шли от памятника Ленину по проспекту Ленина к Семеновскому озеру, к Алеше – воплощению подвига русского солдата в прошедшей кровавой бойне в снегах, болотах и скалах Заполярья.
Каждый год 9 мая десятки автобусов отправлялись на места боев с немцами и финнами к западной границе. Не однажды пришлось побывать и мне. По всей дороге на местах боев стоят памятники и обелиски погибшим героям, их мужеству и отваге.
Упорные бои происходили на Кольской земле. Враг рвался к Мурманску, упорно пытался отрезать его от Союза на суше и на море. Сухопутные войска, моряки Северного флота и летчики стояли насмерть, защищая родную землю. На севере Кольского полуострова есть полуостров Средний, по нему проходила граница с Финляндией. Защитники ее ни на шаг не отступили.
Самые тяжелые, самые кровавые и длительные бои происходили на суше, на реке Западная Лица. Немцы и финны много раз с большими потерями преодолевали эту водную преграду, но каждый раз наши войска останавливали и отбрасывали их на левый берег. В этих боях наши потери были тоже значительны. Западная Лица – это последний водный рубеж после сдачи нашими войсками Титовки, поэтому борьба за нее носила ожесточенный характер. После потери нами Лицы врагам открывался путь на Мурманск.
Участник этой битвы Степан Муругов, до воны работавший вместе со мной в тароремонтном цехе, рассказывал:
– Бои за Западную Лицу не стихали ни днем ни ночью. Немцы и финны последний свой штурм решили провести ночью, пока хоть немного темно. Но мы были начеку: обнаружила наша разведка, что они готовятся. Они стали переправляться через реку, а мы подпустили их. Некоторые даже перешли Лицу и тут началась мясорубка. На нашем берегу, и в реке, и около реки всех покосили. От крови река была красная и полная трупов. И так каждый раз.
– Золотой звездой Героя Советского Союза за Лицу награжден? – спрашиваю его.
– Нет. Звезду получил за штурм Лийнахамари, что севернее Печенги. Я ведь служил в морской пехоте Северного флота, и нас бросали на самые сложные участки.
– Слышал про Лийнахамари. Есть песня, хорошая песня, мне нравится, только помню не всю:
Лийнахамари, Лийнахамари,
Адрес короткий у моряка.
– Знаю, мы пели ее.
– И про Западную Лицу тоже есть песня. Называется она «Снежная песня», слова Л. Ошанина, музыка Г. Мовсесяна. Вот из нее два куплета:
И время иное, и новые лица,
А в сердце опять фронтовой непокой.
Я вижу землянку над Западной Лицей,
Над трудной рекой, над кровавой рекой,
.
И тех, кого нет уже с нами живыми,
И снег на горе от осколков рябой.
Мой старый товарищ, не здесь ли впервые
Мы цвет своей крови узнали с тобой?
– А где сейчас работаешь, почему не пришел к нам? – спрашиваю героя.
– Предложили работу в Рыбакколхозсоюзе, пошел. Теперь физическую работу не могу выполнять, был тяжело ранен. А ты где воевал? – спрашивает он меня.
– На Западном фронте под Москвой, потом в Центральной группе войск, 3-й Белорусский, потом 1-й Украинский. Закончил войну 13 мая в Чехословакии. Много раз с женой-фронтовичкой ездили на встречи с однополчанами, бывали на местах боев, были и на Западной Лице. Там установлен памятник и есть большое кладбище.
Моряки-североморцы надежно охраняли морские границы, занимались проводкой караванов кораблей из Америки и Англии по Атлантике, Баренцеву и Белому морям. Благодаря оружию и продовольствию, поступающему от союзников, Заполярье воевало и победило.
В первый год войны немцам и финнам удалось захватить часть Карелии, перерезать Кировскую железную дорогу, нарушить телефонную связь Заполярья с центром. В неимоверно трудных условиях за короткое время была построена железнодорожная ветка от Беломорска до станции Плесецкая, которая связала Север с Союзом. Тем же путем по берегу Белого моря была проложена правительственная связь-бронза. Беспримерное мужество, бесстрашие, отвагу, самоотверженность защитников Севера мурманчане не забыли, чтят их подвиги.
В оставшееся время с Раей ходили в Рыбный порт – жена на свою бывшую работу в электронавигационную камеру, а я на Тарный комбинат. Тарный комбинат расположен слева от первой проходной. На первом этаже находился главный цех (бондарный) и заводоуправление, в полуподвальном – ящичный цех, жировочный, тароремонтный, кочегарка и всевозможные подсобные помещения. Постройка эта относится к 1932 году, тогда же была построена и лесосушилка. До перестройки комбинат объединял три завода: Мурманский бондарный завод, Нагорновский тароремонтный завод с цехом картонной тары и Петушинский лесозавод. Теперь, как мне объяснили, в составе комбината остались цех картонной тары в Нагорном, жестяно-баночные фабрики в порту и на дальних причалах. Деревянные ящики и бочки не вырабатываются.
Мне удалось побывать в бондарном и ящичном цехах. Бывало шумные и людные эти цеха молчат. Лишь только в бондарном цехе на шести станках делают жестяные банки для ширпотреба, да в пристройке, которую сделали в 60-х годах, разместился аппарат управления. Из управленческого аппарата осталось только двое: Мария Георгиевна Комарова, начальник отдела кадров, да Чашницкий Леонид Яковлевич, начальник отдела сбыта продукции. Посидели, поразговаривали. Оба работой не хвалились: предприятие работает не ритмично, то и дело можно ожидать остановки.
Прошлись с Раей по городу, по причалам. Везде безлюдье, запустение. Холодильники закрыты, машины не ходят, не слышно гудков паровозов. Судов у причалов под погрузкой и выгрузкой нет. Бывало рыбу холодильники не успевали обрабатывать и отгружать, лежала в тачках на улице. Пройдя все причалы, сегодня ни одной рыбки не увидели.
Оставалось навестить знакомых и друзей. Их осталось очень мало: кто выехал из Мурманска, другие ушли в мир иной. А вот старички Абрамовы Иван Иванович и Анна Матвеевна живы. Они одногодки и живут на улице Воровского, там же где мы жили. Дядя Ваня и тетя Нюра любят посидеть за чайком, поговорить про жизнь, про детей.
– Мы, как Леонид Ильич, с 1906 года рождения, – говорили они, особенно во время правления генсека Брежнева, будто хвалясь причастностью к великому кормчему.
Сначала, когда мы приехали в Мурманск, жили на улице Самойловой в одной квартире с Ланцовыми, а Абрамовы с Ланцовыми земляки и частенько заходили повидаться, а то и в гости. Потом мне дали отдельную квартиру на улице Микояна в доме гостиничного типа. Там же жили Абрамовы с детьми. Тогда Иван Иванович Абрамов и Иван Михайлович Иванов, тоже их земляк, работали в жировочном цехе, а Николай Иванович Ланцов – бракером в бондарном цехе.
В жировочном цехе работали мастера высокой квалификации 5-6 разрядов и изготавливали бочки-жировки под тресковый жир и печень, семужные барабаны, стампы для выгрузки рыбы из траулеров, бочонки из мягких пород древесины, из дуба. Часто их приглашали на овощные базы для изготовления чанов для засолки капусты. Среди таких мастеров необходимо отметить Семена Кудреватых, братьев Шохиных Ивана и Василия, Николая Турасова. Тихо, без спешки и беготни, они за смену делали по пять семужных бочек, 10-12 бочонков 10-15 литровых. Зарплата у них была на 30–50% выше чем у других бондарей. Это были стахановцы.
Тетя Нюра, жена Ивана Ивановича, не работала, занималась домашним хозяйством и воспитанием детей. У них было трое детей: Шура, Геннадий и Витя, который, недолго пожив, умер. А всего в младенчестве у них умерло трое детей. Александра была взрослая и вскоре вышла замуж, а Геннадий был еще подростком.
Когда я стал мастером тароремонтного цеха, тут же был жировочный цех, стал еще ближе по работе. Познакомились и наши жены. Даже Екатерина Петровна, Раина мама, предпочитала ходить в церковь только с тетей Нюрой.
Анна Матвеевна, кроме того что была хорошая экономная хозяйка, но и добрейшая женщина. Они никогда ни в чем не отказывала, помогала нам, молодым хозяевам, чем могла, и в первую очередь советом. Очень часто, почти к каждому воскресенью, у ней на столе была выпечка. Любила она угощать ватрушками, пирожками, рыбниками. Изделия ее всегда были вкусны, добротны, имели хороший вид. Они с дядей Ваней частенько приглашали на чай. Вместе с чаем на столе появлялась бутылочка. Наливая содержимое из бутылки, она говорила:
– Давайте выпьем коньячку по стопочке!
– А что за коньячок у вас?
– Мой коньячок называется «Три свеколки».
– Мы знаем армянский, грузинский, молдавский, азербайджанский и много других, а такого не видали и не пивали.
– А вот выпейте и узнаете! – и больше никакой информации от хозяйки дома.
Выпивали, смотрели бутылку и наклейку. Бутылка коньячная, наклейка тоже коньячная, с тремя звездочками, и цвет как у коньяка. Но вкус отличался, он был особенный. Потом установили, что это подкрашенный самогон, искусно приготовленный.
Александра, дочь тети Нюры и дяди Вани, выйдя замуж уехала с мужем Дмитрием в Саратовскую область, а Геннадий был призван в армию.
В 1950 году мне дали квартиру на улице Марата и мы уехали с Микояна, оставив наших добрых друзей. На улице Марата долго жить не пришлось: семья росла, нас было шесть душ, а квартирка всего 20 м² в двух комнатах, да к тому же одно время у нас жила семья Павла Петровича Маклакова, брата Раи, их было трое. Навещал нас и младший брат моей жены Александр. Иногда оставался ночевать, и тогда уж использовалась кухня. В 1956 году я получил квартиру на улице Воровского, более просторную, со всеми удобствами. Сюда же переехали Абрамовы, только их дом стоял через дорогу. Опять мы стали соседями и дружба продолжалась, она никогда не прерывалась. Ходили друг к другу, пили чай, дружили со спиртным, не забывали «Три свеколки».
В 1975 году дочь Абрамовых Александра вернулась в Мурманск к родителям – муж ее скончался. Гена, отслужив в армии, вернулся в Мурманск и вскоре сошелся с женщиной старше себя на десять лет, с двумя девочками. На постоянное жительство обосновался у жены-сожительницы. Жизнь его не сложилась: пил, дрался, ругался с женой и девочками. Его презирали и гнали к родителям.
– Пока всех вас не убью, никуда не уйду!
– Да мы тебя выбросим, как щенка! – отвечала жена.
Водка брала его в свои объятия, Геннадий засыпал, потом были разборки и примирения. И опять жили как голубки. Тетя Нюра и дядя Ваня очень переживали за неудавшуюся жизнь единственного сына. Сначала звали его домой жить в их квартире, а потом свыклись, ведь Гена говорил: «Не лезьте в мою жизнь, сам справлюсь». Они всю жизнь проклинали тот день, когда после прихода из армии их сын ушел в гости и не вернулся домой.
Анна Матвеевна умерла в 1993 году, она была сердечница. Иван Иванович рассказывал (мы были у него в мае 1994 года), что перед тем к ним приходил пьяный Геннадий, они с ним поругались, а мать он потрепал. После этого тетя Нюра заболела, слегла в постель, долго валялась и умерла. Иван Иванович ходил к прокурору с жалобой, Геннадия вызывали. После того он не стал ходить к Абрамовым и даже не был на похоронах матери.
Хочется отметить еще одну семью по жительству на улице Микояна. Это семья Ивана Михайловича Иванова, о котором я уже упоминал. Не только он работал на заводе, но и его жена Анна Ивановна, старшая дочь Вера, младшая дочь Надя, сын Борис. Большая рабочая семья, целая династия.
Теперь, вдали от Мурманска, мы вспоминаем наших добрых друзей. Они всегда были доступны, давали советы и дружески помогали. Но мало их осталось, почти нет, все вымерли, ушли в мир иной.
Побывали у внучки Кати и ее мужа Андрея. Жили они у родителей Андрея на улице Бибикова, занимая крохотную комнатенку в двухкомнатной хрущевской квартирке. Попили чаю, поговорили. По пути от Кати остановились в Нагорном, чтобы сходить к Александре Александровне Мокрецовой, а проще к Шуре или Сане, как мы ее между нами называли. Это наша хорошая знакомая из Кузина, где жили братья Раи – Павел и Илья Петровичи. Ее отец, как и Илья Петрович, работал капитаном на речных судах и плавал по рекам Двине, Сухоне, Югу. Приехав в Мурманск, она жила у нас, потом по моей рекомендации стала работать в бондарном цехе станочницей, затем мастером в тароремонтном цехе. У нас с ними – Саней и Иваном Кирилловичем, ее мужем – были добрые дружеские отношения.
Когда мы были у них, они проживали в однокомнатной квартире и жили на пенсию. Вскоре Иван Кириллович умер, переусердствовав спиртным. Убивалась, переживала, плакала Саня, но, как говорят, «мертвого с погоста не вернешь». Осталась у нее одна утеха – единственный женатый сын Виктор, его жена, внучка и внук. Внучата часто навещали бабушку, в свободные от учебы дни жили у нее. Виктор работал на судоремонтном заводе, невестка поваром в ресторане. Родители невестки путем обмена, урезав себе жилье, обеспечили их приличной трехкомнатной квартирой, всячески помогали. Поначалу всё было хорошо: крепкая семья, хорошая зарплата, отличное жилье, жить бы да радоваться. Дак нет – потянуло на пьянку, и чем дальше тем больше. Обоих выгнали с работы, жить стало нечем. Пошли в продажу хрусталь, посуда, мебель. Но всё было мало, занимали в долг у матери. Виктору давно надо было оперировать катаракту, да с пьянкой времени не хватало. Наступило время когда не идти нельзя, можно совсем ослепнуть. Вернулся с операции и тут повстречал друга-алкоголика. Врач предупреждал: «После операции спиртное пить нельзя», но приверженному к алкоголю всё нипочем. Жена уговаривала не пить, но напрасно. Ушла с детьми к отцу, а когда вернулась, Виктор был мертв. А было ему тогда 35 лет.
Летом 1994 года Володя, Павлик и я ездили в Унежму. Об этом мною написано в очерке «Унежма, Ольга Григорьевна».
Подходил октябрь, начало его – мой день рождения, а в этом году юбилейный: 75-летие. Не думал что так долго проживу в такое трудное время. Своим долголетием я прежде всего обязан моим родителям, жене, хорошим и добрым врачам, поднявшим меня со смертельной койки во время инфаркта, Всевышнему нашему, отпустившему мне такой большой срок жизни на земле.
Ко дню рождения приехали Галя и Володя с Павликом на своем «жигуленке». Неожиданно поздним вечером в квартире звонок. Открываю двери – на пороге Павлик с мешком.
– Павлуша, что такое тяжелое несешь?
– Картошку вам привезли!
– Зачем из такой дали везете, в Карелии картошки хватает!
– Дедуля, это не обычная картошка, мы ее сами вырастили!
– Теперь у нас есть огород, у нас выросло восемь мешков картошки, морковь, свекла, лук! – говорит подошедший Володя.
Мой день рождения – 2 октября. На празднование, кроме Володи, Гали и Павлика, пришли Дима с Ириной, Валя, Валера, Евдокия Васильевна, жена Павла Петровича, старшего брата Раи, с дочкой Тамарой и внучкой Полечкой. Сережа, наш сын, был в морях. Посидели, попели песен, вспомнили прошлое, попили чаю, а кто мог выпил спиртное. Через два дня после празднования Галя, Володя и Павлик уехали, а до этого Вова на своем «мерседесе» возил нас по городу. Смотрели достопримечательности Петрозаводска, были на новой каменной набережной, осмотрели восстановленную белоснежную ротонду, расположенную, как в былые годы, в створе Левашевского бульвара.
После отъезда Володи и Гали появились неожиданно Катя и Андрей, они приехали 20 октября, накануне дня рождения Раи. В основном при тех же гостях посидели, попили чаю. Кто мог, побаловался спиртным. Не любим мы теперь громких, шумных, многолюдных застолий – здоровье не позволяет. После шума, крика болит голова, давит и колет сердце, не приходит сон.
Катюша и Андрей жили всего одну неделю, а потом уехали. Закончилось веселье, опять на зиму остались вдвоем. Нет, не совсем вдвоем: приходили Дима и Ира, Валера, Валя; почти еженедельно звонила Галя. Связь не теряется никогда. Нас не забывают.
.
.
.