~ История Унежмы ~

Вот что пишет И.М.Ульянов о первых послереволюционных годах:

«В 1918 году на поморскую землю высадились интервенты Антанты:  англичане, французы, американцы. Они захватали Сороку (Беломорск), Кемь, Онегу, а затем все побережье Беломорья. Чиня насилие и расправу, объявили набор в "Добровольческий славяно-британский корпус". Всту­пившим обещали паек, обмундирование, оружие, землю. Но поморы не хотели служить и подчиняться оккупантам: уходили в леса, на дальние тони, уводили и прятали скот. Противники советской власти - лавочники, судовладельцы, богатые промышленники помогали оккупантам: снабжали хлебом, фуражом, скотом. Житель соседнего с Унежмой села Малошуйка Андронов A.M. с сыном Федором и другими изменниками, желая выслужиться  перед англичанами, организовали белогвардейскую сотню. Они ездили по селам, агитировали, чтобы жители вступали в их отряд. Мало нашлось предателей, да и те молодые, несведущие в политике парни, обманутые посулами интервентов. Сотня Андронова терроризировала жителей Поморья, наводя страх и ужас. Белогвардейцы ездили в глубинное село Калгачиху, там разгромили сельсовет, разграбили магазин, издевались и избивали акти­вистов советской власти. Потом они совершили вояж в Нюхчу, где тоже бесчинствовали. Видя, что местное население против оккупантов, начались аресты. В числе первых в Нюхче были схвачены члены местной ячейки РКП(б): Попов, Шумилов, Божик, Титов, Кичигин, Воронин. За "смуть­янство и противодействие властям" ночью 27 февраля 1919 года аресто­ванных погнали за деревню на расстрел. Раненые Кичигин и Попов убежали и скрылись в лесу, Воронин очнулся, когда его стали зака­пывать вместе с убитыми товарищами, но не выдал себя. После ухода англичан он выбрался из ямы и тайно вернулся в село.

Но недолго пришлось хозяйничать англичанам и белогвардейцам в Поморье. В марте 1920 года они бежали. Ехали на лошадях от деревни к деревне, направляясь к Сороке. Торопились, потому что по пятам шла Красная Армия. Из Унежмы в Нюхчу их везли Базанов Павел Михайлович, Евтюков Семен Прокопьевич и Евтюков Александр Егорович - подростки 14-15 лет. По дороге интервенты спиливали телефонные стол­бы - разрушали связь. Пока они бегали к столбам и пилили их, парни столкнули мешок с сахаром на снег. В Нюхче ребят не отпускали, надо было ехать дальше. Но подростки их провели. Отпросившись поить лошадей на реку, они выехали на Унежемский тракт - и поминай как звали. На дороге прихватили сброшенный мешок, домой вернулись с богатым по тому времени трофеем.

За англичанами бежали белогвардейцы, некоторые судовладельцы, купцы. За ними уносил ноги факторист Могучий (из Малошуйки). Об этом рассказывает Павел Михайлович Базанов: "Около полудня он с женой на двух лошадях появился в Унежме. Факторист торопился. Тут же он нанял лошадей и снова отправился в путь на Нюхчу. Две подводы были нагружены вуалами, чемоданами, мешками. На первой сидел хозяин, на второй - его жена. Вещи были тяжелые. По дороге из воза в снег упал один баул, мы втроем еле вытащили его из снега и положили на дровни. Убежал воровски создатель сотни Андронов и его сын, как крысы с тонущего корабля, разбежались приспешники оккупантов и белогвардейцев".

После изгнания  интервентов жизнь в Унежме начала налаживаться. НЭП  способствовал развитию торговли и добычи рыбы. Рыбаки приобретали снасти, строили шняки, бота, суда.

Известным судостроителем в те годы был корабельный мастер Базанов Михаил Васильевич. Он сам делал чертежи, потом модель, а по ней строили судно. Никто в Унежме не мог обойтись без помощи и совета Базанова. По его чертежам и при его участии строили суда Ульянов П. П., Ульянов И.Е., Акилов И. А. и другие судовладельцы. Не сразу пришло мастерство к Михаилу Васильевичу. Сначала он работал простым плотником, потом подмастерьем. В Кушереке Михаил строил двухмачтовое судно, в Колежме - трехмачтовое. На досуге, а таких минут было очень мало, он делал чертежи, в его доме был не один десяток разных моделей судов. Это был человек, влюбленный в свое дело, самоучка, талант.

Унежма колхозная

В 1930 году в Унежме организовался рыбацкий колхоз. Назвали  его "Великое дело". Коллективизация проводилась поголовно. Было два выбора: или колхоз, или раскулачивание. Рыбаки-поморы трудились всегда малой артелью или своей семьей, а общая работа и общая жизнь была незнакома, они ее боялись.

Судовладельцев и лавочников сельсовет обложил налогами, затем последовали более обременительные поборы, от которых они не могли отказаться. Последовала опись имущества, распродажа его на торгах, реквизиция судов, высылка в места не столь отдаленные – лагеря. Так были ликвидированы кулаки. Остались в деревне бедняки и середняки.

При сельсовете был создан комитет бедноты, который решал все вопросы жизни села. Там же обсуждались вопросы поведения середняков. Если середняк отказывался сотрудничать, вступать в колхоз, или молчал, его облагали налогами. Если он выплачивал, снова облагали, потом, когда он не в силах расплатиться, раскулачивали.

Кто же считался середняком? Хозяйство М.М. Ульянова (отца И.М. Ульянова), например, считалось середняцким. У него имелось две коровы, кобыла, жеребенок, десять овец, на Мурмане был бот – парусник. И все это на семью в тринадцать человек! И если бы М. Ульянов не вступил в колхоз, его бы раскулачили и всю семью сослали.

В первый год существования колхоза мужчины и подростки, как и  раньше, весной ушли на Мурман. Вернулись, как обычно, осенью. Привезли немного рыбы, денег получили гроши. Все были недовольны и злы: ни­чего не заработали. А потом, в конце осени и особенно зимой, началось “великое переселение” в Мурманск. Первыми стали уезжать парни и молодые мужчины. Уезжали ночью, рано утром, чтобы не задержали, чтобы никто не узнал. "Уехал в Ворзогоры за картошкой", или "за сеном" - так поясняли отсутствие человека в деревне. Нa самом же деле, беглец давно уже был на подступах к Мурманску.

Работа в колхозе не гарантировала заработка, так как все заработанное шло в общий котел, а потом распределялось по едокам. Первое время большим многодетным семьям при таком распределении жить было хорошо, потому что продукты получали на едоков. Но это длилось не долго. За работу стали ставить трудодни – "палочки", ни денег, ни натурой не платили.

В 1930-е годы в Унежме была создана школа-четырехлетка. Она размещалась около Ивановой горушки в доме капитана Ивана Никифоровича Ульянова, покинувшего Унежму в 20-х годах. Сам И.Н.Ульянов работал в Мурманске, был судоводителем на мотоботе "Мурманец" и принимал участие в спасении папанинцев.

Колхоз «Великое дело» получал кредиты от государства и кое-как держался. Был построен конный двор – конюшня, коровник, телятник, потом мотобот «Герой». В деревне были ясли-сад, фельдшерский пункт, столовая, пекарня, почта, магазин, сельсовет, контора колхоза, изба-читальня.

Первые года колхозники, занятые на работах, питались бесплатно в столовой. Там варили мясной суп, кашу, картошку или вермишель с мясом. В праздничные дни собирались в столовой. За счет колхоза закупали вино, пекли плюшки, готовили чай. Там же награждали почетными грамотами и «ценными» подарками. Столовая, просуществовавшая недолго, была закрыта как убыточная. Собрания стали проводить в избе-читальне, то есть в бывшей Никольской церкви.

Все, что выросло на полях – картошка, жито – все сдавалось государству. Лишь в некоторые урожайные годы работникам выдавали немного картошки. Молоко тут же на молокозаводе перерабатывали на масло, забивали скот и все это увозили в Онегу. С каждого колхозного хозяйства полагалось сдать молоко, мясо, картошку, шерсть, яйца. От своего личного хозяйства не оставалось почти ничего. Нелегко было жить в деревне!

Колхоз в основном был рыбацкий, хотя в его составе были животноводческая и полеводческая бригады. Были закуплены невода, сети, сделаны мережи для лова рыбы. На полях в Сосновке, на Пеньковой, на Лёхлуде, в Цель-Наволоке и в Челице для рыбаков были оборудованы теплые избушки. Всю весну и осень там ловили рыбу и сдавали на приемный пункт на щелье Великой вараки. Там же была примитивная морозилка. Работали на путине подростки и старики. Ловили сельдь, кумжу, сигов, корюшку, камбалу, навагу. Рыбацкая работа тяжелая. Для того чтобы поставить простейшую ловушку, надо было в грунт забить колья, повесить на них сети, установить мережу. В случае шторма убирай сети и ловушки, иначе все изломает, разобьет море. Особенно трудно было рыбачить зимой и весной: холодно, одежда плохая, обуви совсем никакой в продаже не было. Иногда привозили в магазин сапоги, ватные брюки и куртки, их в первую очередь продавали рыбакам. Но всем не хватало.

С появлением колхозов начались лесозаготовки. Из колхоза по разнарядке отправляли молодых ребят и девчат заготавливать «зеленое золото». Колхоз выделял лошадей, давал сено и овес, лесорубам выписывали хлеб или жито, чтобы взять с собой. На лесозаготовки ехали неохотно, как на каторгу. Зимой в лесу пилили сосны и ели поперечными пилами, обрубали сучья, деревья возили на лошадях на склад. Легко ли пилить, согнувшись, весь день, по колено в снегу, а потом накатывать мерзлые, как железные, деревья на санки! Мужикам и то тяжело, а пятнадцати-шестнадцатилетним девчонкам каково! Приезжали они из леса на день-два за продуктами и хлебом, помыться в бане, изможденные, осунувшиеся. За работу в лесу кормили три раза в день, но не густо, заработка хватало только на питание, некоторые оставались должниками.

Молодые люди понимали, что если они останутся в Унежме, будут тоже работать на лесозаготовках и в колхозе. Им приготовлена та же участь, что и старшим: ловить рыбу и сдавать ее бесплатно, работать в колхозе за трудодни – "палочки". Поэтому кто мог уезжал к родственникам в Онегу, Архангельск, Мурманск. Почти все парни и молодые мужчины уехали. Остались женщины, парни и девушки-подростки, старики и старухи.

Не избежала Унежма и сталинских репрессий. Список лиц, родившихся в Унежме, репрессированных в 1930-х годах и полностью реабилитированных в конце 1980-х можно увидеть здесь.

.

Унежма в годы Великой Отечественной войны

В войну Унежма оказалась в прифронтовой зоне.

Из Онеги приехал техник связи и привез оборудование для установки усилительной подстанции для обеспечения регулярной правительственной связи по проложенной до войны бронзе. Он установил стойку в одной из комнат сельсовета и мотор для зарядки аккумуляторов в бане около Великой вараки. Обслуживание мотора и зарядка были поручены И.М. Ульянову. Когда последний ушел на фронт, был прислан техник Бавыкина Шура, она обслуживала правительственную связь и жила в доме Ульяновых.

Весной 1942 года в Унежму прибыла группа военных связистов – целый взвод. Они взяли под охрану линии связи на Кушереку и Нюхчу. Жили в доме Екатерины Куколевой (Рабадихи), а чуть позже появились военные девушки-связистки. Для них сначала в доме Филиппа Базанова, а затем на церкви был оборудован пост по наблюдению за воздухом. Такой же женский пост был организован на реке Челице.

Унежма находилась в прифронтовой полосе. В небе постоянно слышался гул моторов самолетов. Проходили они обычно на большой высоте и далеко на восток до Архангельска и дальше. В один из зимних коротких дней вблизи деревни необычно громко загудел самолетный мотор. Такого не бывало, все насторожились, выбежали на улицу, а мальчишки на вараку. Летел самолет на малой высоте, в тумане его еле-еле было видно. Метрах в пятистах от деревни между Великой и Варничной вараками нырнул вниз и исчез среди нагромождения льда. Думали, что немцы залетели, а когда прибежали, увидели, что это наш самолет и летчики наши. Машина была до неузнаваемости искорежена, летчики ранены. С трудом вытащили их из кабины. Двое вскоре умерли, а одного Михаил Ульянов увез в Нюхчу в госпиталь. Пилотов похоронили на унежемском кладбище, теперь там стоит памятный знак, сделанный Михаилом.

Многие жители Унежмы были призваны в армию и отважно сражались на фронтах Великой Отечественной войны. Одним из них был Иван Матвеевич Ульянов, в 1943 году ушедший добровольцем на фронт, несмотря на наличие «белого билета» - знака непригодности к военной службе по состоянию здоровья. И.М. Ульянов был связистом, с апреля 1943 года сражался на передовой в составе 173-й стрелковой Оршанской дивизии, а с  января 1945 года - в 62-й дивизии, входившей в состав 31 армии III Белорусского фронта. Был награжден орденом «Красная звезда» и медалью «За боевые заслуги». После войны вернулся в Унежму, потом уехал работать в Мурманск.

А вот список унежомов, не вернувшихся с войны:

Эти имена до сих пор можно видеть вырезанными на памятной доске перед церковью. Доска была поставлена уроженцем Унежмы Евтюковым Анатолием Ивановичем в 1990-х годах.

Послевоенные годы и до нашего времени

.

Остатки коровника колхоза "Великое дело"

После Великой отечественной войны Унежма еще больше опустела. Многие мужчины не вернулись с войны, другие старались уехать в более "перспективные" места, где было больше работы и жить было легче. Оставались только старики, в основном женщины. Деревня стала "неперспективной". В начале 1960-х годов здесь уже не было ни колхоза, ни сельсовета, ни почты. Сохранился только магазин да телефон. На лето из Кушереки пригоняли телят на откорм. Жителей насчитывалось до двадцати человек, домов было десятка два. Единственный в деревне телефон находился в доме Вениамина Петровича Евтюкова. Он заведовал телефонной линией, поднимал упавшие столбы, чинил порванные ветром провода на всем протяжении линии от Кушереки до Нюхчи.

Об Унежме 60-х можно прочитать в главе "Деревушка среди трех скал" из книги Г.П. Гунна «Онега впадает в Белое море».

В 1970-х гг. закрылся магазин, а со смертью В.П. Евтюкова в 1990-х годах оборвалась последняя ниточка, связывающая Унежму с внешним миром – не стало телефона. Предприимчивые люди из соседних деревень сняли бронзовые провода, проложенные еще до войны, и сдали на металлолом. А электричества в Унежме так никогда и не было – как-то забыли провести…

В конце 1980-х годов, когда автор этого сайта впервые побывала в Унежме, там было всего 5 постоянных жителей. О моих впечатлениях об Унежме того времени можно прочитать в очерке «На краю моря».

Об Унежме 1970-1990-х гг. можно прочитать также в книгах И.М. Ульянова «Страна Помория» и «О времени и о себе»:

Москвы Уголок (часть 2-3)

О времени и о себе (часть 4)

Летом, правда, Унежма оживает. Приезжают отпускники в свои бывшие дома, приходят из соседних сел мужики на рыбалку и охоту, иногда даже можно услышать детские голоса. Забредают иногда случайные туристы. Летом в Унежме обычно проживает 10-15 человек.

Пожар на Великой вараке

В середине 1990-х годов (точно год, к сожалению, не помню) на Великой вараке случился пожар, очевидцем которого была автор этого сайта. Мы с моей подругой С. Шолпо гостили тогда у постоянного жителя Унежмы Валентина Симоненко. Было сухое и жаркое лето. Помню, однажды ночью, когда еще было темно, нас разбудил стук – кто-то кулаками барабанил во входную дверь. Спросоня мы услышали тревожные голоса, потом Валентин постучал в нашу комнату. «Вставайте, пожар!»

Мы вскочили, поддавшись общей панике, в темноте (искать и зажигать свечку было некогда) оделись в то, что попалось под руки – юбки и босоножки, схватили ведра и побежали за Валентином на вараку. Горело на самой вершине. Пламя было не сильное, ветра не было, но огонь распространялся. Все трудоспособное населенее деревни – человек 8 – бегало с ведрами от подножия к вершине, черпая воду из моря и выливая туда, где огонь разгорался ярче. Работа не из легких, учитывая немалую высоту вараки, да и обувь была не из самых удобных. В темноте острые сучья цеплялись за наши юбки, обдирали руки, лицо... Потом поняли, что сопротивление бесполезно – слишком мало народу и слишком широко распространилось пламя...

Варака горела долго, где-то около недели. Огонь потихоньку тлел, то разгораясь, то почти пропадая. Горел, в основном, мох, и сосны одна за другой начинали обугливаться с корня к вершине. Мы успели схездить в Малошуйку по делам и вернуться, а варака все еще горела. Огонь подходил уже к самому подножию, откуда до первых домов оставалось всего метров сто. Сто метров открытого пространства без деревьев, кочковатого луга, заросшего сухой высокой травой. Жители деревни, опасаясь за свои дома, начали копать траншею по перешейку между правым и левым берегом, пытаясь отделить ею вараку на мысу от деревни и не допустить огонь до домов. Тут на счастье унежемов пошли, наконец, дожди...

Причина пожара так и осталась неизвестной. Винили приезжих мальчишек, которые якобы накануне вечером жгли костер на вараке, но они не признались.

Великая варака после пожара

В первый год после пожара варака выглядела как всегда – густо поросшая сосновым лесом. Но это только издалека. Вблизи было видно, что все деревья опалены снизу – даже если крона не сгорела, то ствол и корни обуглены. Приехав на следующее лето, еще издали, подходя к деревне, мы увидели печальную картину – варака, которая всегда была зеленой, теперь была коричневой. Подойдя ближе, мы поняли причину – все деревья были повалены, сгоревшие корни не могли больше питать пышную крону, и деревья упали при первых же сильных порывах осенних ветров... Погиб прекрасный черничник, в котором летом «паслась» вся деревня. В 2001 году, когда я последний раз была в Унежме, Великая варака все еще оставалась в том же виде. Теперь ее скорее можно назвать Лысой горой, где, может быть, по ночам собираются ведьмы со всей округи...  Чтобы природа могла залечить свои раны, потребуются, наверное, долгие годы.

Унежма сейчас (2005 г.)

К настоящему времени постоянных жителей в деревне осталось совсем мало. Зимой 2002 года умер Валентин Симоненко. С его смертью в деревне оставалось всего два жителя – Иван Евтюков и Ольга Григорьевна Куколева. Летом, конечно, по-прежнему приезжают отпускники, но зимой... Как живут эти два совсем уже старых человека (Ольга Григорьевна – 1914 года рождения) одни, в заснеженной деревне, когда со всем остальным миром нет вообще никакой связи... Нам, городским жителям, это практически невозможно представить. Но как-то живут, и до сих пор не хотят покидать родную деревню. Дай Бог им здоровья и долгих лет жизни – потому что со смертью последнего из них умрет и Унежма...

Содержание (Унежма послереволюционная):

.

Первые послереволюционные годы

Унежма колхозная

В годы Великой Отечественной войны

Послевоенные годы и до нашего времени

Пожар на вараке

.