Путешествие из Москвы в Унежму

• Главная • Страна наоборот • Другие города • По русскому Северу • Унежма • Малошуйский музей народного быта • Люди и судьбы • Разное •

УНЕЖМА

СБОРНИК КРАЕВЕДЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ И ЛИЧНЫХ ВОСПОМИНАНИЙ

ОБ ОДНОЙ ИЗ ЗАБРОШЕННЫХ ДЕРЕВЕНЬ НА БЕРЕГУ БЕЛОГО МОРЯ

Марина Котцова

ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ МОСКВЫ В УНЕЖМУ

Мой рассказ о путешествии 1985 года надо начать, пожалуй, с предыстории. Двумя годами раньше, летом 1983-го, я сагитировала подругу Наташку поехать в Унежму, расписав ей красоты Белого моря, райские места и полное уединение. Одного толком не объяснила: что добраться туда весьма сложно – не хотела пугать всеми препятствиями, что предстояло нам преодолеть. Я-то все знала с малых лет, Наташа же шла в Унежму впервые. Я до сих пор с улыбкой вспоминаю, как она набивала себе рюкзак. Я говорила: «Не надо, не пригодится!» У Нюхчи, как только мы вышли на тракт, она бойко собирала грибы, а я лишь сетовала: «Не стоит, все равно выбросишь!» Так и вышло.

Реку Ухту мы с ней одолели легко, позагорали на пригорке, благо погода была прекрасная. Но зато до Половины, где была избушка (это в 20 км от Нюхчи) измотались в болотинах, жаре и комарье, дорога казалась нескончаемой. Еще до поездки мы договорились с нашими друзьями, что они пойдут следом по нашим заметкам. Так вот Наташка, попадая в очередное болото, причитала: «Нет, нет, им нельзя сюда! Пропадут, сгинут, нет, нет, нельзя», – повторяла как заклинание. Да только им оно не понадобилось, в том году они так и не собрались.

Дошли мы, наконец, до избы, согрели на костре чай, почитали стихи Комарова, нашего друга-поэта. Отправились дальше, к морю. У первого же болота Наташка вспомнила, что забыла книжку стихов в избушке, и, невзирая на страх (уже смеркалось), бросилась обратно. Я осталась сидеть на кочке, дожидаясь ее. Стояла жуткая тишина, нарушаемая лишь комариным гудением. Вдруг деревья со стороны моря зашевелились, послышался треск. Со страху у меня на голове поднялись волосы. О Боже, это оказались тёта с тетей Аней! Они пришли нам навстречу, предупрежденные мною заранее. Что поразительно, тёта уж лет десять, наверное, не уходила от избы дальше трех метров, а тут пустилась в такое дальнее путешествие! Тут и Наташка вернулась, мы разделили наш груз и отправились дальше.

.Опустошенные рюкзаки, казалось, тянули уже вверх, а не вниз, я помню это ощущение – будто взлетаешь. По куйвате мы расползлись: тёта с тетей Аней впереди, затем я, позади Наташка. Наконец добрались до реки Унежмы. Я, как полагается, сняла сапоги, чтобы перейти вброд. Наташка же, не видя света белого, прямиком вошла в реку и исчезла в зарослях Камбальего острова. Я с трудом нашла ее. Она горько плакала от перенесенного стресса и усталости. Я гордилась ею: за всю дорогу ни разу не застонала и не расхныкалась.

А потом мы жили в мартемьяновском доме, ночами жарили на костре наловленную в реке камбалу, ставили самовар и при свечах читали стихи.

***

Мои друзья, сплошь физики и лирики, имели обыкновение проводить летние отпуска на Ахтубе. Но в 1985 году они изменили своим привычкам и, вдохновленные мной и Наташей, решили отправиться всей гурьбой на север. Собирались долго, обговаривали все тонкости путешествия. Я звонила в Унежму дяде Вене, договаривалась о моторке, что довезет нас до Унежмы, догадываясь, что интеллигентам, не привыкшим к физическим трудностям, пеший путь будет не под силу. Наконец, собравшись, мы оккупировали почти целый вагон и отправились в путь.

Первая неприятность встретила нас в Нюхче: тети Ани не было в деревне, и мы заполонили ее приусадебный участок, разбирая рюкзаки. Дальше еще хуже. Когда я позвонила с почты дяде Вене, он заявил, что выехать и встретить нас не может, т.к. ждет корову, которую ведут к нему из Кушереки. Это был удар под дых. Шестнадцать человек, включая маленьких детей, теперь зависели только от меня. Впору было расплакаться, что я и сделала. Но ребята, шокированные новостью, все же не подвели и твердо решили: идем пешком.

Половину груза оставили у тети Лиды Мартемьяновой. Мои друзья не совсем понимали, куда идут: набрали неподъемных вещей, например, железные коптильни для рыбы. Однако мы тронулись в путь и без особых происшествий добрались до реки Ухты, что в 5 км от Нюхчи. День был чудесный, мы загорали, отдыхали, купались. Только я одна все не находила себе места – думала о том, что им предстоит впереди. Саша Белобоков, нагруженный кинопленкой, снимал наш путь, то и дело забегая вперед, чтоб найти нужный ракурс. Я все удивлялась, откуда у него столько энергии.

Нескончаемая, казалось, дорога все же кончилась, и мы с грехом пополам выползли на Половину к избушке. Здесь мои друзья буквально рухнули на землю и отчеканили (все как один): «Отсюда больше не сдвинемся, шагу не сделаем!» Время приближалось к полуночи. Сознавая ответственность за их судьбу, я глотнула чая, выкинула лишние вещи из рюкзака и собралась дальше в путь, за подмогой. Конечно, я с горем пополам прошла бы эти 15-20 километров и одна, но никогда не забуду молчаливого жеста Сашки. Он тоже выкинул лишнее из рюкзака и отправился вместе со мной, один проявил такое благородство, хоть и устал не меньше других.

В пути он страшно боялся, что я не узнаю дороги, потому что каждый час я спрашивала, сколько осталось вот до той, допустим, луды. Он, глаз-ватерпас, отвечал: три или пять километров. «Нет, не Унежма», – обреченно вздыхала я. Дело в том, что через остров Корепалку я действительно шла впервые, только, чудной Белобоков, разве можно заблудиться в море! Потом он вспоминал, какое впечатление произвел на него простор, раскинувшийся во все стороны, куйвата с морской водой по щиколотку во всю ширь, потрясающее отражение облаков в воде. Терялась реальность и создавалось ощущение, что идешь по небу, по облакам. Это было сродни путешествию на другой планете.

Мы останавливались у каждой луды, хлебали самогона из фляжки для крепости духа, и шли дальше. Когда я увидела три взгорбившиеся на горизонте вараки, ничего больше спрашивать уже не надо было. У тётыного дома, куда мы добрались к утру, Сашка засмущался, не вошел сразу в избу. Обрадованная моим приходом тёта зазывала его: «Да эдака беда, что же он там ухоронился!»

Я, конечно, посокрушалась, что дядя Веня бросил нас на произвол судьбы. Тот, разгоряченный «белобоковкой», поклялся сегодня же вывезти моих друзей с Половины. Напились они с Сашкой хорошенечко – Белобоков с усталости, Венька – с радости, я не знала, как и выковырять Веню потом к моторке. Помог Володя Синицкий, спасибо ему. Мы оставили Белобокова одного в мартемьяновской избе и «потопали» (слово от мотора «топ-нога») к Половине. Я, вся в мозолях, уставшая от двухсуточного недосыпа, уснула прямо в моторке. Разбудила меня Наташка.

Прибытие в Унежму было чудесным. Лодка с толпой народонаселения в количестве 16 человек подошла к Красной лудушке, нас встречал собственной персоной Белобоков с камерой. Как потом рассказывала мне сестра Жанна, они отыскали его, лежащего на панцирной сетке и всухомятку жующего батон копченой колбасы. Приглашенный к самовару, он выпил, наверное, чашек шесть чая, произведя на всех моих родственников самое благоприятное впечатление.

В этой связи вспоминается мне тёта. Много позже, будучи в Унежме опять с Белобоковым, мы помогали ей стоговать сено. Она, глядя куда-то в даль моря, обронила: «А на Кондострове скоро снова монастырь откроют, вот тебя-то туда и надо в монахи сдать, борода-то у тебя больно подходяшша». И рассмеялась. Я тогда поняла, что не хочет она для меня такой партии, видно, слишком был не наш. Но это отступление.

А в 1985 году мои измаявшиеся приятели ступили, наконец, на «священную» унежемскую землю, не веря, что добрались до заветной цели. Она встретила их ласково: солнышком, легким морским ветерком, шелестом сосен на вараках и молчанием осиротевших заброшенных домов.