Типичный дом и его структура (начало)

Типичный северный дом – это дом и двор под одной крышей. Такой, чтобы в зимнее время на улицу можно было не выходить совсем, ну разве что за водой.

Дом Екатерины Евтюковой – типичный для Унежмы.

Слева – жилая часть, справа – сарай (хоздвор). Фото 2010 г.

Жилая часть находилась с лицевой стороны постройки (обращенной к улице), дальше располагались сени, к сеням примыкал сарай (его называют еще хоздвор или поветь). Все эти помещения компоновались в одну линию, одно за другим, в результате чего дом получался длинным, образуя в плане сильно вытянутый прямоугольник 6-8 м в ширину и до 25 м в длину. Сарай (обычно одной ширины с жилой частью) был двухэтажным – собственно сарай наверху, а под ним двор (или подклет) для домашней скотины.

В редких исключениях сарай был шире жилой части (тогда план выглядел в виде буквы «Г»). В Унежме было несколько таких домов, например, дом волостного писаря Епифанова.

√ В понимании горожанина слово «сарай» обычно означает небольшое отдельностоящее дощатое строение для хранения разного хлама. В применении к северному дому это слово имеет совсем другое значение. Здесь сарай – равноправная часть постройки, по площади равная жилой половине, а иногда и больше. Подробнее о сарае будет рассказано ниже.

√ Подклеты унежемских домов, в отличие от других северных деревень, невысоки, так же как не высоки за счет этого и сами дома́. Возможно, это объясняется тем, что на реке не бывает паводков, а зимой часты сильные ветра, сдувающие снежный покров, поэтому необходимость в высоком подклете невелика.

Дома, в основном, были одноэтажными – большинство семей были среднего достатка. Двухэтажных домов было не более десятка. Их могли позволить себе лишь зажиточные судовладельцы, которых было немного. Двухэтажными были также дом священника (построенный на пожертвования) и почтовая станция.

Крыши были двухскатными, со стороны лицевого фасада зачастую вальмовыми (т.е. с дополнительным передним скатом). Вальма часто украшалась мансардой, которая была чисто декоративной – ее окошки выходили на подволоку (чердак).

Типичные образцы унежемских домов с разными типами крыш:

Подавляющее большинство домов были «однофасадными», т.е. с одним лицевым фасадом (им считался торцевой фасад, смотрящий на улицу). На нем располагались обычно четыре (в домах поменьше три) окна. Реже встречались двухфасадные дома, т.е. жилая часть у такого дома была не прямоугольной, а «Г»-образной, и тогда боковой выступ оформлялся аналогично лицевому фасаду с треугольным фронтоном над ним. Двухфасадным был, например, дом судостроителя И.Ф. Варзугина (первоначально двухэтажный). Планировка его сарая тоже была нетипичной – он, судя по всему, располагался не вдоль, а поперек.

Двухфасадный дом И.Ф. Варзугина (в колхозное время пониженный до одного этажа).

Слева (на фото не виден) – лицевой фасад, выходящий на улицу, в центре – второй, боковой, фасад.

Трехфасадным («Т»-образным в плане) в Унежме был только один дом – М.В. Базанова, корабельного мастера. Он стоял в самом центре Заполья, у Средней вараки. Основной фасад выходил на тракт, два других по бокам. В доме были кухня, чайная, передняя, спальня.

√ Деревенские названия жилых помещений («передняя», «кухня», и т.п.) сильно отличаются от городских, например «кухня» в понимании сельского жителя – совсем не то, что кухня в городской квартире. Подробнее о названиях и назначениях комнат будет рассказано ниже.

Срубы ставили либо на плоские камни, либо на вертикально врытые в землю стойки, в качестве гидроизоляции прокладывая под нижние венцы бересту. Бревенчатые стены рубились обычно «в обло» – с выпусками, и снаружи не обшивались. (Позднее, в начале XX вв., богатые дома стали обшивать досками, такая обшивка сохранилась, например, на доме писаря Епифанова). Крыши крылись тесом, каждая тесина имела две продольные ложбинки для лучшего стока воды.

Унежемские дома почти не сохранили наружного декоративного убранства – резных наличников, причелин, полотенец и пр., таких характерных для большинства русских деревень. Скорее всего, их было мало и изначально. Архитектура приморских деревеньБелого моря вообще сурова и лаконична, отчасти в силу климатических условий, отчасти в силу бытовых особенностей (с весны до осени все взрослое мужское население уходило на рыбные промыслы, и заниматься «архитектурными изысками» просто не было времени), а отчасти, может, в силу основательности и немногословности поморского характера – была бы крепка и надежна сама постройка, а остальное не столь важно…

Строили дома семейной артелью, приглашая в помощники родственников – отцов, сыновей, дядей, братьев, а также односельчан. Вот что рассказывает о расширении родного дома Иван Матвеевич Ульянов («О времени и о себе»).

√ Речь идет не о постройке нового дома, а о перестройке (расширении) старого. Так часто делали, когда семья увеличивалась (скажем, женились взрослые сыновья) и возникала острая необходимость в дополнительных комнатах. В этом случае оставляли существующую кухню, сени и хоздвор, а к кухне пристраивали новые комнаты. Из-за этого дом часто вылезал вперед и выходил за линию фасадов, закрывая вид соседям.

Другой пример такой перестройки – дом писаря Епифанова. К старой кухне были пристроены две новые комнаты, дом сильно увеличился в длину и почти что «вылез» на горушку перед ним, так что между ним и горушкой едва можно было пройти.

«Осенью [1929 г.] около нашего дома застучали топоры, завизжали пилы. Сначала отпилили переднюю и чайную и разобрали. Осталась для жилья только кухня. Жили и спали в основном у дяди Александра, кормиться ходили домой. В кухне оставались жить отец с матерью и маленькой Ульяной, да иногда я засыпал на печке рано вечером.

Разговор о доме возникал часто. Мать говорила о нем, как о живом существе. Иногда она по настоящему ругалась и доходила до плача. Мне тоже казалось, что мы его незаслуженно обижаем. Но возврата к старому уже не было. Новый дом возникал как в сказке. Не знаю, был ли какой план или чертеж, я не видел, но дом строился. Кто пилил доски, другие тесали бревна, рубили углы. Работали с утра до вечера. Помогали дяди Дмитрий, Михаил, Иван, работали все старшие парни. Малышей предупредили, чтобы на стройке не вертелись, как бы не зашибить. Рядом, около дома, стояли большие высокие козлы, туда наверх закатывали бревна и пилили продольной пилой. Один пильщик стоял наверху, второй – внизу. От этой пилы получались доски на полы, потолки, крышу. Когда поставили первые венцы на плоские камни, то получилось, что наш будущий дом будет загораживать сзади стоящие, выходить из ряда, потому что новый пристраивался к старой кухне, да в новом будет кухня. Об этом стали говорить соседи, отца вызвали в сельсовет. Но сделать что-нибудь другое было невозможно, как же жить без кухни?

Дом рос не по дням, а по часам. К концу года был готов сруб, поставлены полы в кухне и чайной, потолки и крыша. Оставалось сделать печи. Зимой обычно этим не занимаются – холодно. Но отец решил делать, договорился с печником Николаем Фроловым, чтобы тот сделал печи на кухне и в чайной. В кухне постоянно была горячая вода и теплая глина, чтобы у печника и подсобных не мерзли руки. Выкладывать трубы на чердаке и крыше было куда трудней, чем печи в закрытых комнатах. Тут на глазах стыли вода и глина, мерзли руки. Вскоре русскую печку начали топить, мыть полы. Топили несколько дней понемногу, чтобы не появились трещины. Потом, когда она достаточно нагрелась и просохла, стали постепенно переходить.

В новом доме было не так, как в старом – прохладно и непривычно. Кухня в несколько раз больше: с тремя окнами, да еще за печкой комнатушка – спальня с двумя окнами, чайная тоже большая. Там Федор с Авдотьей поставили кровать и качалку для ребенка. В этой комнате по два окна с обоих сторон.

В доме было прохладно. Ходили в валенках, на плечи что-нибудь одевали. Часто сидели на печи и грелись, туда же забиралась мать после окончания утренних дел. Печка спасала. На печке можно было стоять и в растяжку спать. Она была длинная и широкая. Но дров на нее нужно было много, чтобы протопить, испечь и сварить. На ночь ложились на полу на шкурах, под утро и на шкурах было холодно. Холодом дуло от стен и с пола, ведь лес был сырой, а полы одинарные, без черных. Чтобы было теплей в спальне, в следующем году отец сам сложил печку-галанку[1]. Ее обычно топили под вечер, чтобы ночью было тепло спать».

Пройдемся по северному дому и рассмотрим каждую его часть в отдельности.

Сени делят дом на две примерно равные части: теплую – жилую, и холодную – сарай. Наверх ведет деревянная лесенка в несколько ступенек, она расположена внутри, чтобы не заносилась снегом. Сбоку от лестницы складывают сухие наколотые дрова – чтобы всегда были под рукой.

√ С точки зрения горожанина, неотъемлемой принадлежностью каждого сельского дома (как и пригородной дачи) является крыльцо – с крышей-навесом, резными столбиками, перильцами и несколькими ступеньками, на которых так приятно посидеть в теплый летний вечерок. Северные дома, в т.ч. унежемские, отличаются от этого стереотипа – крылечка у них не было, и, как говорилось выше, лестница располагалась внутри, что объясняется, по всей видимости, суровыми климатическими условиями.

В «Сказе о Беломорье» у Ксении Гемп в связи с Унежмой упоминается, однако, «крыльцо под навесом на резных столбиках» в доме народной сказительницы Прасковии Парамоновны Ампиловой. Может быть, крыльцо это было исключением, но, скорее всего, описание этого дома у Ксении Гемп, так же как и личность сказительницы, относится не к Унежме, а к другой деревне, и «приписано» к Унежме по ошибке, что подробно рассмотрено в сборнике «И это всё о ней… Фрагменты из печатных изданий» (стр. 59).

По сторонам сеней – две двери, одна напротив другой. Двери эти всегда сплошные, из толстых досок, т.к. основная их задача (особенно в жилую часть) – хранить тепло. В торцевой части сеней обычно располагается кладовка (клеть).

√ Иногда встречается нетрадиционное расположение сеней – не перпендикулярно срубу, на всю его ширину, а сбоку, вдоль сруба, как, например, в доме Елизаветы Евтюковой. Такое расположение имеет свои преимущества – по крайней мере одна из комнат получается полностью изолированной, с отдельным входом прямо из сеней.

Первое (и обычно самое большое) помещение, куда мы входим из сеней – это кухня (или изба). Здесь находится сердце дома – русская печь. Иногда кухня занимает всю ширину сруба, иногда лишь две трети (или три четверти) его ширины. В этом случае сзади, за печью, дощатой перегородкой бывает выгорожено еще одно помещение – боковуша, или узкая, как, например, в доме Екатерины Евтюковой. В боковуше (отапливаемой той же русской печью) обычно спали хозяева дома, родители.

Печи в Унежме клали из необожженного кирпича-сырца, который производили сами. Богатые «месторождения» глины находились совсем под боком, на открывающихся во время отлива вязких няшистых берегах. Именно поэтому унежемские печи очень непрочные, недолговечные, и быстро разрушаются от сырости в заброшенных неотапливаемых домах.

Сбоку от русской печи (между печью и стеной) – узкий закуток, обычно завешенный занавеской. Это «бабий кут», или «запечье» – там на деревянных полках вдоль стены стояли крынки и котелки. Бабий кут такой узкий, что зайти туда можно разве что боком. В полу здесь обычно расположен люк – лаз в подвал, где хранили соления, консервы и другие заготовки на зиму. Неподалеку от бабьего кута, на стене, смежной с горницей, висела блюдница (наблюдник) – деревянная полка для тарелок. В кухне (как, собственно, и в каждой комнате) обязательно был «красный угол» – угловая полочка, на которой стояла икона и горела лампада перед ней.


Кухня с русской печью. Фото 2007 г.	Русская печь, боковой фасад. Правее (не видна на фотографии – дверь в боковушу (узкую).	Боковуша (узкая). Фото 2007 г.

Обстановка кухни была проста: большой обеденный стол, такой, чтобы за ним могла разместиться вся семья (часто в 10-15 человек), длинные дощатые лавки, умывальник (обычно у входной двери) – вот, собственно, и все. «Кухня, посреди русская печка, стол да лавка для сиденья – вот и вся мебель», – так описывает И.М. Ульянов обстановку кухни в бедном доме вдовы В.Е. Куколевой («Марманск-Унежма-Петрозаводск»).

В домах побогаче в конце XIX века в кухне стала появляться и другая мебель – что-то вроде диванчиков, жестких или с обивкой, с резными спинками и ручками. Их традиционно ставили при входе, у стены, смежной с сенями.

Такой, или ему подобный, стоял практически в каждой кухне.

В кухне, как в самом просторном и самом теплом помещении, проходила наиболее активная дневная жизнь семьи, здесь готовили и ели, мастерили, вязали и пряли, здесь же, на длинной палке-очепе, прикрепленной к потолку, была подвешена зыбка. В зимнее время, особенно на закате деревни, когда молодежь разъехалась в города, в целях экономии дров остальные комнаты вообще не использовались стариками-хозяевами, и двери в них держали закрытыми.

√ Если проводить аналогию с городской квартирой, то «кухня» в деревенском доме будет скорее гостиной, чем кухней, а точнее, гостиной с открытой планировкой, т.е. со встроенной кухонной мебелью.

Дальнейшее расположение комнат зависело от степени достатка хозяев. В бедных домах помимо кухни могла быть всего одна комната, которая называлась передней (реже – горницей). Название «передняя» может ввести горожан в заблуждение – в городах так называется крошечное помещение при входе с лестничной клетки, где вешают верхнюю одежду. В деревне это, скорее, противоположность. Передняя здесь – самая красивая и самая светлая комната в доме, в самом его торце, впереди (отсюда и название). Она выходит на лицевой фасад, ее окна – «глаза дома», которыми он смотрит на улицу и на соседей напротив. Помимо окон по лицевому фасаду (а из обычно было четыре, реже три), передняя всегда имела еще по два боковых окна, так что в солнечные дни она вся была залита солнцем.

Обычно передняя занимала всю ширину сруба, но иногда лицевая часть дома разгораживалась на две комнаты, по два окна каждая (плюс третье боковое).

√ Перегородка эта в Унежме была обычно дощатой, поэтому не нужно путать эту планировку с домом-«пятистенком», где продольная стена в торце была бревенчатой, несущей. Домов-пятистенков в Унежме либо не было, либо было мало, во всяком случае ни один из них не сохранился.

Для отопления передней ставилась кирпичная прямоугольная в плане печь-голландка (местное произношение «галанка» или «голанка»).

Если кухня в деревенских домах испокон веков выглядела примерно одинаково, то убранству передней придавали большое значение. В конце XIX – начале XX веков обеспеченные семьи старались обставить переднюю по-городскому. Здесь стояли столы с точеными ножками, накрытые узорчатой скатертью, красовались резные комоды, остекленные буфеты и горки с парадной посудой, резные деревянные (а иногда и металлические) кровати с кружевными покрывалами, подзорами и горой подушек. На полу – сундуки с одеждой и приданым, тканные коврики и дорожки. Стены украшали большие зеркала в затейливых рамах, а также вышитые крестом или гладью салфеточки, а зачастую и целые декоративные панно на популярные сюжеты.

Вот как описывает переднюю (вернее, ее часть) И.М. Ульянов («О времени и о себе»). «Молодоженам выгородили в передней комнату, соорудив деревянную переборку. В их комнату ходить не велели. Но мы выбирали время, когда не было дома Федора и Авдотьи, и втихомолку забирались в их уголок. Там все было интересно: на полочках бутылочки, флакончики, коробочки, морские звезды, рыба скат и много других диковинок. А кровать такая пышная, высокая, и на ней гора белых подушек».

√ Продолжая аналогию с городской квартирой, деревенская передняя в городе была бы чем-то средним между спальней и гостиной.

В домах побогаче помимо передней имелась «чайная» (ее еще называли «малой избой»). Располагалась она между передней и кухней, по площади обычно была равна передней (или чуть поменьше), но иногда могла достигать размеров кухни (как, например, в доме писаря Епифанова). Название ее говорит само за себя – здесь, очевидно, пили чай. Может быть, именно поэтому окна чайной были особенными – широкими, трехстворчатыми. Такие окно назывались «тальянскими» – не от слова «итальянский», а от слова «тальянка» – гармоника. У окна традиционно ставили чайный стол и стулья (а не лавки, как в кухне). В тальянском окне, наверное, выгодно смотрелся с улицы самовар, а участникам чаепития, в свою очередь, хорошо была видна улица и проходившие мимо соседи.

Чайная с тальянским окном в заброшенном доме. Фото 2007 г.

Стол в чайной был сравнительно небольшой, т.к. чай, в силу его дороговизны, пило только взрослое (а в досюльные времена только мужское) население дома. Помимо стола здесь, как и в передней, могли находится комоды, кровати, сундуки и другая мебель.

√ В городских квартирах советского периода аналогии деревенской чайной, пожалуй, не найти. Приходит на ум только dining room в заграничных домах – комната с парадным обеденным столом, использующаяся лишь по праздникам, а в обычное время пустующая, т.к. обеденный стол повседневного использования обычно есть в гостиной.

Кухня, чайная, передняя и боковуша – вот и все жилые помещения деревенского дома. Комнаты, в городах называемой спальней, в деревне обычно не было (только «трехфасадный» дом М.В. Базанова мог позволить ее себе). Кровати могли находиться и в боковуше (узкой), и в передней, и в чайной, словом, везде, кроме кухни. Семьи были большие, в одном доме жило несколько поколений – родители, дети (зачастую уже взрослые и женатые, со своими детьми, т.к. сыновья традиционно приводили жен в родительский дом), бабушки и дедушки, и кроватей на всех не хватало. Поэтому подростки часто спали в передней на полу, на лосиных и оленьих шкурах, а старики и старухи – в кухне, на русской печке и даже на лавках. Места, где можно было бы уединиться, в деревенском доме практически не было, во-первых из-за перенаселенности и недостатка помещений, а во-вторых в силу общинной патриархальной традиции. Все комнаты (кроме, пожалуй, передней) были проходными, дощатые перегородки (если таковые имелись) зачастую не доходили до потолка, поэтому слышимость была если не 100-процентрая, то 90-процентная наверняка. Молодым семьям в передней или чайной иногда выгораживали закутки (комнатами это никак не назвать), создававшие лишь иллюзию изолированности (см. план дома писаря Епифанова). В летнее время прибежищем молодых были подволока и сеновал, любителям одиночества – море и вараки. Коренному горожанину в деревенском доме бывает не слишком уютно не столько в силу нехватки водопровода и теплого туалета, сколько в силу отсутствия комнаты, куда можно «уйти и закрыть за собой дверь».

Заканчивая разговор о жилой части дома, хочется сказать несколько слов о качестве строительных работ. Стены никогда не обшивались не только снаружи, но и изнутри, также как никогда не оклеивались обоями (нынешняя оклейка относится к советскому периоду). В жилых помещениях бревна отесывались топором так качественно, что поверхность становилась идеально ровной (скругленными оставались только углы, чтобы не промерзали). Сейчас, когда обои в заброшенных домах отслаиваются от сырости, видно, как тщательно обработаны бревна, не оставляя заноз и шероховатостей, и как плотно они пригнаны друг к другу, так что зачастую в щели невозможно просунуть даже иголку.

Поражает тонкая столярная работа – двери и оконные рамы. Все двери жилой части дома были филенчатыми (кроме дощатых дверей в сенях). Обвязка филенок и дверные наличники украшались изящными профилями, дверные ручки зачастую были латунными. Детали эти, в наше время доступные только обеспеченным слоям общества, в Унежме распространены повсеместно – мы видим их практически в каждом доме!

Оконные рамы были двойными: наружная, не съемная, и внутренняя, съемная, которая вставлялась на период холодов. Большинство рам были сплошными, и только одна – в кухне – открывающаяся, она крепилась на петлях[2]. Внутренние съемные рамы имели внизу что-то наподобие ванночки для стекания конденсата с запотевающих зимой стекол.

√ Профилированные оконные рамы и обвязки дверных филенок стали широко применяться в Унежме, очевидно, только в начале XX вв. Это хорошо видно на примере дома писаря Епифанова. Кухня этого дома – старая, и оконные рамы там достаточно простые, без профилей, тогда как остальная часть дома, пристроенная позже, имеет все признаки «нового века» и столярная работа вызывает восхищение.

Типовые оконные рамы начала ХХ века. Обмер.

[1] Галанка – местное производное от «голландка». Встречается также написание «голанка».

[2] Дерево – естественный материал, хорошо вентилируемый сам по себе, и необходимость в открывающихся рамах была только в кухне, где особенно жарко из-за русской печи. Иногда, правда, одна из рам делалась открывающейся и в передней.