Просыпаюсь поздно, Фроси и Володи нет. Иду в кухню, с удивлением застаю там все семейство вместе с моими спутниками. Фрося, не страдающая похмельем, с удовольствием пьет молоко.
- Что, не пошли на сенокос?
- Да проспали. Ну ничего, сейчас вас проводим и поедем.
- Лен, где у тебя умывальник?
- Что? Умывальник? Да нет у нас никакого умывальника, надо повесить, конечно, да мы и так обходимся. Вообще у нас все стерильно, сами не болеем, дети тоже, да и животные здоровы. Вон в ручье можно помыться.
Ручей течет в лесу недалеко от дома. Воды там, правда, мало – лето сухое, на поверхности плавает радужная пленка. Мою лицо холодной водой, становится легче.
Опять сидим в кухне, никак не наговориться. Наконец смотрю на часы – время за полдень, надо собираться, иначе не успеем дойти до темноты. Как и вчера, хозяева отвозят нас на грузовике через весь поселок, к началу тропы до Унежмы. Выгружаемся, фотографируемся.
- Дай мне пачку твоих сигарет! – просит Лена.
- Зачем, ты же такие не куришь.
- На работе буду хвастаться, каких шикарных сигарет мне из Питера привезли!
Прощаемся, но ненадолго – вернемся из деревни через пять дней, и опять в тот же гостеприимный дом. По возвращении хочется провести на станции еще один день, есть кое-какие дела. Поднимаемся на железнодорожное полотно. Тропа начинается там, на той стороне.
- А где же будка? – спрашиваю я. – Это, наверное, не та тропа, у той тропы была железнодорожная будка, я точно помню.
- Да ее снесли пару лет назад, а тропа та, идите, не сомневайтесь.
Да, поляна, похоже, та, и тропа тоже. Одеваем рюкзаки и отправляемся в путь. Время 13.40. Вышли поздно, надо было раньше. Пить надо меньше. Но теперь ничего не поделать, лишь бы дойти до темноты. Ночи, правда, еще светлые, но уже не белые. Ладно, не пропадем, нас все-таки трое.
Дорога на море
Володин рюкзак – самый тяжелый. На его долю выпало нести почти все продукты, на пять дней. Сухие супы, крупы, подсолнечное масло, хлеб, сахар. Но такова уж мужская доля, знал, на что шел. Наши с Фросей рюкзаки тоже нелегкие. Но идем хорошо. Похмелье как рукой сняло, да и невысыпание вроде не чувствуется. Впереди – Унежма, это меня вдохновляет, подгоняет, придает сил. Каково-то моим спутникам, они-то ведь не знают, куда идут? Понравится ли им там? Или проклянут меня за то, что потащила их неизвестно куда 20 километров?
Вот прошли лесок, вышли на первое болото. Фрося начинает отставать, Володя тоже идет медленно – то ли подстраивается к ее шагу, то ли давит тяжесть продуктов. Останавливаюсь, жду. Сесть некуда, вокруг сыро. Надо, наверное, сделать привал, хотя по времени еще рано, да и прошли мало. Мои спутники подтягиваются, лица выглядят усталыми. Да, надо сделать привал. Находим сухую кочку, с облегчением снимаем рюкзаки, ложимся на мягкий мох, как на пуховую перину.
Блаженство! Даже комары не слишком отравляют желанный отдых. Но долго отдыхать нельзя, еще только начало пути. Встаем, Володя долго затягивает многочисленные ремни на своем навороченном рюкзаке, медленно двигаемся дальше. Слишком медленно. Так мы далеко не уйдем, надо поторопиться.
- Скоро кончится болото? – раздаются жалобные голоса далеко позади.
- Скоро, отвечаю я, хотя по моим расчетам с такой скоростью по болоту до зимника нам идти еще как минимум полтора часа.
Спутники просят второй привал. Опять останавливаемся, хотя делать это вообще-то нежелательно – время поджимает. Но я тоже устала.
Болото никак не кончается. Я что-то не помню, чтобы оно было такое большое. Идем уже два часа, пора бы выйти на зимник. Вот впереди сопочка – наверное, за ней покажутся две глубокие колеи. Но нет – за ней снова то же нескончаемое болото. Может, идем не туда? Но развилки на тропе не было, должно быть все правильно. Пятый час, а мы не прошли и трети пути. Входим в березовый лесок, за ним – о радость! – тропа упирается, наконец, в долгожданный зимник. Мы на верном пути, мы снова на твердой почве и можно сделать очередной привал.
Идти по зимнику около часа, обычно без привалов. Тяжесть рюкзака начинает чувствоваться уже вполне ощутимо, но силы еще есть. Честно говоря, я немножко боялась – ведь последний раз ходила этой дорожкой пять лет назад. Все-таки мы не молодеем. Но нет, ничего. Фрося с Володей опять где-то отстали. Останавливаюсь, облокачиваю рюкзак на высокий пень, жду. Наконец появляются. Опять привал. Это нехорошо. На зимнике мы никогда раньше не останавливались. Садимся на обочину.
- Далеко еще идти?
- Далеко.
У Фроси начинается истерический смех.
- Прекрати, еще не время для истерик. Мы не прошли и половины пути.
Все, встаем, время не ждет.
Шесть часов, а мы еще на зимнике. Это безобразие, надо ускорить шаг. Наконец впереди показывается просвет – второе болото. Оно небольшое, за ним лес, а за лесом – река. Там можно устроить большой привал, вскипятить чай. Там будет пройдено две трети пути.
Перед болотом снова отдыхаем. Это необходимо – болото это самое сложное, разъезженное вездеходом, там не мох, а сплошная каша, тропы уже нет, идешь, ориентируясь на дальнюю опушку леса, где опять начнется твердая почва. Ноги вязнут, пару раз проваливаемся в кашеобразную жижу. Спутники мои больше не жалуются, идут хорошо, не отстают.
Вот и тропа. Теперь идем по краю леса, вскоре тропа должна нырнуть в темную чащу. На опушке полно черники. Собирать ее нет времени, нужно торопиться, скоро начнутся сумерки. Вдруг замечаю, что давно не слышу шагов позади. Оглядываюсь – никого. Кричу, аукаю – не отвечают. Наверное, отстали. Сажусь с рюкзаком на землю, жду. Никого. Снимаю рюкзак – похоже, отстали далеко. Жду. Никого. Начинаю нервничать. Мы приближаемся к месту, где пропадают люди. Надо идти навстречу. Куда они подевались? Иду обратно, туда где мы вышли с болота, кричу, и наконец издалека слышу ответ. Появились!
- Где вас леший носит?
- Ой, тут столько черники, мы не могли пройти мимо!
- …..!!!
Одно хорошо – раз в состоянии собирать чернику, значит силы еще есть. Теперь никакой пощады, идем прямо до реки без остановок.
Вот тропинка уходит, наконец, в чащу. Я боюсь этого места, слишком уж здесь темно, слишком высоки мрачные ели, слишком много страшных историй приходит на ум. Пройти бы его поскорее, скоро должна появиться река, вот уже вдалеке слышен ее неугомонный шум. Сейчас тропинка должна выйти к Падуну. Володя с Фросей опять отстали, но ничего, подожду их у реки, она уже совсем близко. Вот в просвете между деревьями блеснула вода, но тропинка вдруг резко повернула и пошла вдоль реки. Странно. Раньше она прямо упиралась в плоский камень Падун, по которому так легко было перейти реку даже в самые дождливые годы. Наверное, мы еще не дошли до этого места. Иду дальше. Тропинка упрямо вьется вдоль берега, чуть в стороне от него. Что-то не так, надо вернуться - наверное я не заметила развилки. Возвращаюсь к тому месту, где была видна вода, но развилки нет. Это явно Падун, только тропа к нему почему-то больше не ведет. Напролом через заросли выхожу к камню. Вот на противоположном берегу видна береза, где мы всегда разводим костер. Тут, наконец, появляются мои спутники. Хорошо, что они отстали – иначе позор, ну как же, прошла Падун!
Переходим на другой берег, почти не замочив ноги. Лето в этом году сухое, нам повезло. Тропинки снова нет, прямо напротив – поваленное дерево, перегородившее путь. Обходим его, поднимаемся к кострищу. Идущие в Унежму всегда разводят здесь костер, раньше тут постоянно висел котелок, но те времена давно прошли. Теперь носим котелок с собой. Но кострища тоже нет, вернее есть, но старое, еле заметное. Странно. За последние пять лет явно что-то изменилось - похоже, теперь ходят только по левому берегу. Раньше там тоже ходили, но меньше. Переходить реку там приходится уже почти у моря, в самом нижнем течении, дно глинистое, вязкое, ноги утопают в жидкой няше, да и воды много, в прилив не перейти, надо ждать отлива.
По левому берегу идти не хочу. Во-первых, не знаю точно, где переходить реку, во-вторых, там однажды пропала женщина. Знакомая, из Унежмы, Алевтина. Что именно случилось, никто не знает, но общепринятая версия такова. Шла она со станции в деревню с полученной пенсией и запасом продуктов. Шла не одна, а со знакомым мужиком то ли из Кушереки, то ли из Малошуйки. Они дошли до реки, пошли по левому берегу, там есть избушка, где остановились передохнуть. Когда собрались идти дальше, Алевтина сказала мужику: «Ты иди вперед, а я тебя сейчас догоню, надо в кустики». Тот пришел в деревню, Алевтины нет. Спустя пару часов пошли искать. Дошли до избушки, вещи, деньги и продукты оказались на месте. И больше ничего. Ни следов борьбы, ни следов крови. Винят мужика, но зачем, спрашивается, было ему ее убивать, если ничего не взял? Да еще так хорошо спрятать тело, чтобы никто никогда не нашел. Женщина она была уже пожилая, вряд ли могла привлечь в иных целях. Винят медведя, но опять-таки, что же она, совсем не сопротивлялась? Какие-нибудь следы должны были остаться, а народ здешний следы в лесу читать умеет получше индейцев-следопытов. В общем, история эта до сих пор остается местной неразгаданной загадкой, обрастая подробностями и постепенно превращаясь в легенду.
Разводим
костер, кипятим чай, Володя купается в реке. Неожиданно замечаю странную
вещь: поваленное дерево возле нашего костра не вырвано с корнем, а сломано
где-то на высоте полуметра от земли. Причем дерево не маленькое, сантиметров
25 в диаметре. Ель. Чуть пониже – береза, та самая, которую обходили, когда
поднимались с реки. Сломана точно так же, лежит в том же направлении. А чуть
дальше в лес – еще одно. Интересно. То ли смерч какой-то здесь прошелся, то
ли еще что. Деревья повалены совсем недавно, листья на березе еще зеленые.
Вечереет, становится холодно. Пока шли, этого не чувствовалось – рюкзаки хорошо грели спину. Восемь часов, две трети пути пройдено. Но только две трети. Пора двигаться дальше.
Идем. Тропа от старого кострища вроде видна, но очень слабо. Прямо на ней наросла молодая поросль – березки и елочки чуть пониже нас высотой. Приходится либо продираться сквозь них, либо обходить стороной. На зимнике я старательно обходила нависшие над дорогой ветки – боялась клещей. Здесь обойти уже невозможно. Ветки хлещут по лицу, по плечам, по спине. Все клещи, если они здесь есть, будут мои. Постоянно приходится обходить поваленные деревья, перелезть через них с рюкзаком нет никакой возможности. Местами я совсем теряю тропу и долго иду по нехоженому лесу, потом снова нахожу тропу. Что-то случилось, раньше такого не было. Идем медленно, постоянные препятствия затрудняют путь. Солнце вот-вот зайдет за верхушки деревьев. До темноты надо обязательно выйти на открытое место, к морю. Тропа, наконец, выводит на окраину болота – значит, море уже скоро. От реки идем уже второй час. Раньше бы мы в это время подходили к деревне. И это уже не вина моих спутников. Что-то случилось с дорогой.
- Долго еще? – спрашивает Фрося. Она не жалуется, просто хочет знать, чтобы рассчитать силы.
- Еще час, отвечаю я. Должно быть так, но я уже сомневаюсь в этом.
Выходим на окраину болота, которое будет простираться теперь до самой деревни. Здесь становится совсем плохо. Тропинка сплошь заросла можжевельником и багульником, идти по ней практически невозможно. Скорость наша минимальная, силы на исходе. Проходит еще час. 11 часов вечера, солнце давно зашло, но лес уже почти кончился, выходим на открытое место, к устью реки. Вдали показалось море. Все, привал. Больше не могу. И я тоже. Садимся на бревна, снимаем рюкзаки. Спину сразу обжигает холод. Через пять минут усталость уходит, теперь можно полюбоваться окружающим пейзажем. Над рекой клубиться густой туман, небо желтое, бардовое, малиновое. Тишина, нарушаемая только комариным гудом. Где-то далеко пронзительно вскрикивает ночная птица.
- Долго еще?
- Еще час.
Встаем. Жаль, что оставили на станции палатку. Но теперь ничего не поделать. Проходит час. Идем уже по берегу моря, на горизонте появляется горбатый силуэт Великой вараки, но деревню еще не видно. Наступает полночь. Снова привал. Уже сильно стемнело, но дорога видна. Если бы сейчас был август, мы бы не дошли.
- Долго еще?
- Еще час.
- Ты говоришь это в третий раз.
Сказать больше нечего, просто идем дальше. Я восхищена своими спутниками - они выдержали испытание. Теперь я точно знаю, что мы дойдем до деревни.
И вот впереди, между двух варак, появляется купол церкви. Он еще далеко, но уже виден, и это вселяет новые силы. Дальше на горизонте – цепочка домов, четким силуэтом прорисованных на фоне заката. Впереди – серебряная лента реки, за ней – море.
- Унежма! – кричу я, и сердце наполняется радостью. На миг останавливаемся, любуясь картиной. Теплое чувство разливается в душе – я опять возвращаюсь домой! – чувство, которое каждый раз возникает на подходе к деревне, раз за разом заставляя проделать эту нелегкую дорогу. Мои спутники его пока не знают, да и узнают ли…
- А нельзя ли добраться сюда как-нибудь по-другому, морем, например? – спрашивает Фрося.
Можно. Но бензин нынче на вес золота, да и лодки есть далеко не у всех, трудно найти перевозчика. К тому же климат на севере капризный – поднимется ветер и сиди на берегу, жди у моря погоды. Нет, пешком надежнее. Может быть, путь к ней не легок неспроста. Унежму надо заслужить, иначе не откроет она путнику своих секретов.
До деревни еще как минимум час. Идти по берегу моря тяжело, тропа здесь уже теряется в высокой болотной тропе – тристе, которая зачастую выше человеческого роста. Под ногами – вода, по сторонам – трава, как джунгли, идешь наугад, не зная, куда приведет следующий шаг. Надо еще перейти Тухручей. На наше счастье на море отлив, в ручье должно быть немного воды и обходить его далеко не придется. Вот и он. В нем, как и раньше, стоит лодка – это семья из Онеги каждое лето проводит здесь отпуск, ловит рыбу, собирает ягоды и грибы. В лодке топится печка, столб дыма вертикально поднимается в небо. Можно было бы попросить приюта, напиться горячего чая. Но мы идем дальше. Осталось совсем немного. Переходим ручей. Подавая руку Фросе, Володя вязнет в глинистом дне – няше. Один сапог остается в ручье. Выуживаем сапог, вытираем о траву грязные руки. Триста кончается, впереди – открытый луг, четко видны следы проехавшего недавно вездехода. По вездеходным колеям идти легче. Час ночи, но теперь это уже не важно. Делаем последний привал. Страхи и усталость исчезли, сидим на бревнах, болтаем, шутим. Теперь можно не торопиться. Где мы будем ночевать? Какая разница! Придем, разбудим людей, попросимся в любой дом. А может, прямо в церкви? А что, неплохая идея. Правда, крыша там прохудилась, но дождя вроде не предвидится, зато места много! Смеемся. Не остановиться. Смех переходит в истерический. Но теперь уже можно - Унежма совсем близко.
Последний бросок. Дома отчетливо вырисовываются на горизонте, можно различить светлые проемы окон. Кажется, что там горит электрический свет – это отражается в стеклах закатное небо. В меня вселяется какая-то неведомая сила, лечу как на крыльях, оставив далеко позади своих спутников. Рюкзак стал совсем невесомым. А может, это вдохновение несет меня вперед? Вот справа темным силуэтом промелькнула церковь, в пустом дверном проеме видна провалившаяся крыша трапезной. Я в центре деревни, дома обступили со всех сторон. Куда пойти? Вдруг в одном из окон вижу свет. Это уже не отражение заката, это горит свеча или керосиновая лампа. Кто-то еще не спит. Скорее туда!
Хозяин выходит на крыльцо, удивленный поздним визитом.
- Пустите ночевать?
- Заходите.
Бросаю у дома рюкзак, иду назад встречать отставших. Они ведь не знают, в какой дом идти. Снова выхожу за деревню – они далеко позади. Бегу навстречу, кричу: «Есть ночлег!»
В доме жарко топится печка, на печке - горячий чайник. Есть еще грибной суп и немного жареной рыбы. Мы конечно проголодались, конечно будем и суп, и рыбу, и чай. Кроме нас, в доме четверо, из которых я знаю только одного. Это Костя, охотник со станции, хозяин дома. С ним совсем молодой человек Паша, мужчина среднего возраста и девочка лет 10. Последние двое живут в другом доме, здесь они только в гостях, на наше счастье засиделись допоздна. В доме – одна большая комната с печкой в центре, от печки до дальней стены – дощатая перегородка. По стенам – двухъярусные деревянные нары. Да тут поместится человек двадцать! Хозяева живут справа от перегородки, мы занимаем места слева. Теперь – спать. Завтра будет новый день.
На море (день первый)
Утро наступает светлое и ясное. Ноги чуть-чуть побаливают, но могло бы быть и хуже. Хозяева уже встали, чайник опять горячий. Здесь даже есть умывальник – перевернутая пластиковая бутылка из-под воды. Раньше был нормальный алюминиевый, но в прошлом году украли. Есть газ – в сенях рядом с газовой плитой стоит огромный красный баллон. О том, как его завезли сюда, догадываюсь выйдя на улицу – рядом с домом стоит нечто большое, бронированное, с широкими гусеницами, похожее на танк. Вчера мы его в темноте не заметили. Это тот самый вездеход, по следам которого мы шли к деревне. Глядя на адскую машину, кажется странным, что она вообще может двигаться.
Выясняем, что случилось с дорогой. Оказывается, на правом берегу реки четыре года назад был пожар, после него тропа заросла и теперь ходят по левому берегу, переходя реку по камням прямо напротив землянки. Тропа там хорошая, но приходится ждать отлива – в прилив реку не перейти.
Хозяева наши живут в деревне временно, приехали на морошку. Собирают сами и принимают морошку у других сборщиков, потом собираются вывезти на вездеходе и сдать по более дорогой цене где-нибудь в городе. Цена морошки здесь, в деревне – 40-45 рублей за килограмм. «Безлошадным» людям это удобно – не нужно нести ягоду на себе по болоту на станцию. Костя и Паша – партнеры по бизнесу, вместе работают, вместе будут делить прибыль. У них здесь, оказывается, есть еще и магазин. В том же доме в кладовке хранятся мешки с крупой, сухими супами, сигаретами, пряниками, конфетами. Нет только водки – если люди начнут пить, перестанут собирать морошку, а хозяевам это не выгодно. Рядом с этими запасами наши принесенные на себе продукты кажутся смешными. Ах, если бы мы знали про магазин раньше!
Дом,
в котором мы остановились, большой и еще довольно крепкий. Построен в годы
НЭПа, добротно, по старинке, когда-то имел просторную кухню и две светлых
горницы. Потом хозяев раскулачили, здесь разместился колхозный магазин,
перегородки и русскую печку сломали, заменив небольшой кирпичной плитой, по
стенам поставили полки и стеллажи для товаров. Когда магазин закрылся (в
1986 году), дом долгое время стоял пустой, числясь на балансе Малошуйского
сельсовета. Теперь у него снова появился хозяин, превратив в нечто вроде
общежития для знакомых рыбаков и охотников. Здесь просторно и уютно. Зачем
искать другое жилье, тем более что хозяева вроде не возражают.
С удивлением узнаем, что в деревне живет довольно много народу, человек 20, не считая детей. Для заброшенной Унежмы это много. Но это только во время морошки. Как только кончится морошка, все сразу уйдут и деревня опустеет. Чернику и бруснику в производственных масштабах собирают вокруг станции, там ее больше. Потом в Унежму поедут за клюквой, потом, в сентябре, на гусиную охоту. Потом до весеннего охотничьего сезона не будет никого.
В Унежме у меня назначена встреча. Встреча с англичанкой, любительницей русского Севера, с которой давно познакомилась по интернету но ни разу не встречалась. Этим летом она едет со своими друзьями на Кожозеро, что совсем недалеко от здешних мест, потом собирается сплавляться на байдарке по реке Коже, потом – по Онеге к Белому морю. Я давно уговаривала ее заехать в Унежму, и в этот раз она вроде решилась. Они хотят сплавиться по реке Унежме до деревни, чтобы прибыть сюда 22-23-го июля, одновременно с нами. Я никогда не слышала, чтобы кто-то сплавлялся по Унежме, но может у них и получится. Рассказываю об этом хозяевам. Они смеются: «Ну, они будут плыть до конца лета. Река сильно завалена бревнами, в верхнем течении совсем мелкая, так что работы будет достаточно, к осени доберутся!». Но надежда, как говорят, умирает последней, и я жду что со стороны реки вот-вот покажется лодка.
.
.