На море (день пятый)
Утром рассказываю о своей идее друзьям. Фрося принимает ее с восторгом, Володя готов помочь – хоть какое-то занятие для него, а то он совсем умирает от скуки. Паша относится сначала скептически, но потом тоже проникается важностью дела. Начнем, конечно, с дома Ольги Григорьевны – в ее сарае целый кладезь, и пока еще не разоренный. Это будет основа нашей коллекции. Кое-что сохранилось у Валентина, немного, всего пара вещей, но мы еще не были в других брошенных домах.
Непогода разыгралась не на шутку. Это уже не ветер, это настоящий ураган и, похоже, надолго. Не завидую тем, кто сейчас в море. Холод собачий, изредка начинает накрапывать мелкий дождь. Но это ничего, самое то лазать по закоулкам и чердакам.
Неожиданно в голову приходит мысль: что подумают о нас обитатели деревни? Может, лучше делать это вечером, в темноте, чтобы никто не видел, чтобы не было лишних пересудов? Они ведь не знают, что мы не грабители, не собираемся вывезти старинные вещи с целью продать их где-нибудь на рынках, нажиться на чужом несчастье. Надо поговорить об этом с Пашей, он все-таки местный и сможет дать дельный совет.
Паша отвечает, что лучше днем. Вечером еще хуже, кто-нибудь наверняка заметит и тогда пересудов будет больше. Ладно, решено. Будем переносить вещи днем. А еще лучше вот что: пока нет дождя, складывать их прямо перед домом, на виду у всех, чтобы всем проходящим объяснять, что это для музея.
Не буду утомлять читателей подробностями этого дня. Все вещи перенести, конечно, не удалось, но кое-что сделано. Вот уже на траве перед нашим домом аккуратно расставлены прялки, ушаты, берестяные туески, корзины, косы-горбуши, которыми местные женщины косили болотную траву, деревянные вилы, старинные железные утюги с емкостью для углей, и многое, многое другое. Некоторые предметы очень большие или запрятаны слишком далеко, так что вынести их пока не представляется возможным. Некоторые разваливаются от ветхости прямо у нас в руках. Фотографируем все экспонаты группами и в отдельности, потом уносим в сени – вдруг пойдет дождь. Местные жители с недоумением смотрят на нас. Идея музея им, очевидно, пока не понятна.
- Надо же, это еще кому-то интересно, – удивленно говорит одна из женщин, бросая беглый взгляд на старые потрескавшиеся кадушки и ржавые утюги. Для нее это просто куча рухляди.
Вечером ждем прибытия вездехода с новыми гостями. Он должен прийти с малой водой. Начинается дождь. Каково-то им там, на крыше. Но вода начинает прибывать, а вездехода все нет. Значит, сегодня уже не будет. Решаем с Фросей пойти в гости к Ольге Евтюковой. Она – дальняя родственница Ольги Григорьевны, хотя в этой деревне, как и в любой другой, все, наверное, друг другу родственники. Пришли вовремя – на столе только что испеченный пышный белый хлеб с поджаристой корочкой.
Пьем чай, разговариваем. Она рассказывает про Ольгу Григорьевну. Хоронили ее, оказывается, родственники из Малошуйки – приехали-таки на похороны. Крест на могиле поставили мурманчане, те самые, о которых говорила Лена на станции, тоже, очевидно, дальние родственники. Мы их пока не встретили, живут они, похоже, уединенно, на самообеспечении, к нам в магазин не ходят.
- Спасибо за фотографии, - говорит Ольга Васильевна.
- Какие фотографии?
- Да те, которые вы мне в прошлый раз посылали.
С трудом вспоминаю. Да, действительно, в прошлый раз она была с маленькой годовалой внучкой, и я фотогафировала девочку с самоваром.
-
А что стало с тем самоваром, не знаете?
- Самовар Дед мне отдал, да у меня его в прошлом году украли. Приехали мы весной, в доме рама выломана, подпол вскрыт, все растащено.
Самовар этот стоял когда-то в доме Варвары Фоминичны Куколевой, в другом конце деревни, Заполье. Хозяева давно не приезжали, дом стоял открытый, покосился, печь начала разрушаться. Дом этот мы с подругой Светой хотели купить, ездили в Малошуйку к дочери Варвары Фоминичны (сама хозяйка уже была древней старушкой и жила в Мурманске), та согласилась продать. Радостные, мы стали наводить в доме порядок, Валентин помог подвести подпорки в подполе, чтобы хоть как-то остановить перекос. В комнатах было полно мебели, посуды, под умывальником стоял шикарный медный таз, на столе - роскошный тульский самовар с несколькими медалями. За самовар мы боялись больше всего и решили спрятать его до поры до времени. Завернули в старые куртки и закопали в подполе в сухой песок. А зимой получили гневное письмо от второй дочери хозяйки – мол, все что сестра сказала, отменяю и дом не продаю. Так и остался самовар лежать в земле, в дом этот мы больше не ходили. В 2001 году, после большого перерыва, приехали в Унежму и решили все-таки заглянуть. Изба совсем покосилась, печка рухнула, крыша прохудилась, мебель поломана, посуда разбита. А что же с самоваром? Вдруг сохранился? Полезли в подпол, начали копать, смотрим – самовар на месте. Достали, очистили от песка, принесли к Алексею Васильевичу, или Деду, как называли старика в деревне, у него мы жили в тот раз. Начистили, налили воду, смотрим – самовар вполне рабочий. То-то было радости. Так и оставили его у Деда – не везти же в Питер. А лучше бы увезли…
У Ольги Евтюковой семеро по лавкам. Четверо детей, одна из них – та самая маленькая внучка с самоваром, только теперь на пять лет старше.
- Это мои внуки, а это внуки подруги со станции, - объясняет хозяйка. Еще в доме живет ее дочка, сын, жена сына - совсем молоденькая девушка, еще кто-то, кого мы уже толком не разглядели.
- Сейчас-то много народу, да они на морошку приехали. Вот кончится морошка, все в город уедут, я одна останусь.
Ольга Евтюкова живет в Архангельске, на пенсии. В родную Унежму приезжает весной, живет до осени. «Я бы сюда постоянно переехала, да муж в прошлом году умер, а одной не справиться», - говорит она.
- Вы не знаете, где похоронен Валентин Симоненко? – спрашиваю у хозяйки.
- Я не знаю, но баба Лена на станции знает, он у нее умер, она и хоронила, - отвечает Ольга Васильевна. – Она живет в белом доме, у самой железной дороги, вторая квартира слева.
Ну наконец-то, хоть какой-то конкретный след. Значит, баба Лена, белый дом. Первое дело, которое надо сделать по возвращении на станцию.
На прощание хозяйка дарит мне фотографии, которые она нашла в доме у Ольги Григорьевны. Фотографии большие, цветные, хорошие. В центре – сама Григорьевна, сидит на лавке перед столом, улыбается, по бокам – суровые мужики в защитной одежде. Знаю, что фотографироваться она не любила, уговорить ее на это могли только очень уважаемые ею люди. Интересно, кто они?
На море (день шестой)
На дворе все та же непогода. С утра продолжаем вчерашнее занятие, потом решаем затопить баню. К вечеру опять ждем вездехода. Если не приедут сегодня – что-то случилось. Но мы надеемся на лучшее. На нем должны приехать не только гости, но и заказанные нами сигареты, шоколад и 15 банок пива – технический спирт мы больше не пьем.
Вездеход приехал. Новые постояльцы и хозяин заходят в дом. Костю слегка покачивает, он сразу идет к своим нарам и отрубается. Остальные пока держатся на ногах. Из пятнадцати заказанных нами банок пива в наличии только шесть, из двух привезенных бутылок спирта одна пуста. Боже, как же они доехали??? Поскольку хозяин невменяем, знакомиться приходится самим. Его сестра Ольга – веселая молодая женщина из Москвы с 14-летним сыном Максимом. Максим самый трезвый в кампании, поскольку не пил вообще. С ними – коренастый широкоплечий мужчина средних лет, Игорь, с суровым мужественным лицом. Он работает на буровой где-то под Архангельском, в геологической партии, которая ищет алмазы. Выясняется что гости долго ждали отлива в землянке у реки, ну надо же было как-то развлекаться. Игорь достает огромный арбуз и трехлитровую банку соленых огурцов. Арбуз в Унежме – это что-то. Рассаживаемся за столом, приносим закуску, картошку с грибами. Рыбы нет – в шторм рыба не ловится. Пьем за знакомство. Игорь держится несколько скованно – по дороге Костя предупредил его, что в доме будут женщины, но не такие, каких он привык видеть, поэтому Игорь не знает, как себя с нами вести. Мы с Фросей в недоумении – что бы это значило? – и тоже чувствуем себя неловко. Паша как-то стушевался, еще не привык к новым людям. Володя уходит спать. Ольга берет на себя роль хозяйки дома и обстановка постепенно налаживается.
На море (день седьмой)
По первоначальному плану мы должны были уйти на станцию еще вчера. Но незапланированные сборы музейной коллекции и приезд новых гостей несколько изменили его. Наверное, пойдем обратно завтра. Погода буйствует, на море моряна. На сегодня новоприбывшие планировали рыбалку, но о рыбалке в такую погоду нечего и думать. Вместо этого мужчины решают съездить на лодке на соседний мыс Сосновка – плыть тут недалеко, всего 7 километров, да и вдоль берега. В Сосновке стоят знакомые геологи Игоря, он хочет их навестить. Уезжают трое – Игорь, Костя и Максим. Паша и Ольга остаются с нами.
Идем провожать отъезжающих. Ветер хлещет по лицу, мелкий моросящий дождь заливает объектив фотоаппарата. Одно хорошо – в такую погоду совсем нет комаров. Штормом на берег выбросило много водорослей. В основном это тура, или морской виноград.
Туру собирают, из нее добывают много полезных веществ. Сейчас в Унежме никто этим уже не занимается, но возле склада на камнях мы нашли старые изогнутые грабли для сбора туры. Кроме нее, здесь есть ламинария – морская капуста. Находим несколько огромных плоских листов, Фрося с Олей пробуют ее на зуб. Говорят, вкусно. Я попробовать не решаюсь.
Лодку отталкивают от берега и на веслах пытаются отплыть. Здесь еще слишком мелко, чтобы завести мотор. Волны прибивают лодку обратно, отплыть долго не получается. Мы совсем замерзаем и возвращаемся в дом. Смотрим в окно, откуда видно море. Лодка все еще там. Наконец мотор, очевидно, заводится и лодка быстро исчезает в направлении Сосновки.
С Володей и Олей идем обходить оставшиеся пустые дома. Тропинок к ним нет, все заросло высокой травой и крапивой, в которой коварно прячутся пустые ямы старых колодцев. Нужно быть очень осторожным. Володя, как настоящий мужчина, идет первым и прокладывает путь. Деревня постепенно обретает новую географию, дома – новые имена. Вот «дом с кроватью» - в нем сохранилась великолепная металлическая кровать, такая тяжелая, что приподнять ее с трудом могут два человека. Вот «дом с двумя соснами», «дом ленинградцев». Этот дом еще вполне приличный, можно даже жить. Печка, правда, совсем развалилась, в такую погоду как сейчас будет холодновато, но берем его себе на заметку – где-то нам придется остановиться в следующий раз? Следующий дом – Ивана Евтюкова, хозяин которого живет в доме престарелых в Онеге. Уверенные, что дом нежилой, открываем дверь, заходим в комнату и в растерянности останавливаемся: на кроватях лежат два человека. Это те самые бомжи, которые приходили за спиртом.
- Ой, извините, мы не знали, что дом обитаем! – бормочем мы и отступаем назад.
- Проходите, проходите! – отвечают они. Они явно страдают тяжелым похмельем.
- Мы только хотим сфотографировать!
- Да пожалуйста.
Им все равно, хоть мы здесь будем голыми на столах танцевать. Фотографируем русскую печь и старый комод и уходим.
Дальше – дом Ольги Евтюковой, у нее мы уже были. Потом от Средней до Варничной варак – большое пустое пространство. Когда-то тут тоже были дома, но часть из них перевезли в другие места, часть разобрали на дрова. Следующая половина деревни в сторону Смоленихи называется Заполье. Это более новая часть Унежмы, первоначальное поселение было там, где сейчас живем мы и где расположена церковь, под Великой варакой, Подгорье. В Заполье сейчас никто не живет, хотя дома еще стоят. Здесь дом Варвары Фоминичны с рябинкой под окном, тот самый, который мы когда-то хотели купить, дом Ульянова, автора двух книг про Унежму. В самом конце – дом с привидением. Его мы оставляем на потом. Почти в каждом доме находим ту самую вещь таинственного предназначения, которую видели у Григорьевны – две палки, короткая и длинная, соединенные цепью. Кто-то высказывает предположение, что это весы. «Точно, - соглашаюсь я». Наверное, взвешивали муку. Весы слишком большие, чтобы брать с собой, поэтому просто выносим их на улицу и фотографируем. Забегая вперед, могу сказать, что мы жестоко ошиблись. Это оказалось коромысло! Длинную палку несли двое человек, а к короткой, на цепи, подвешивали ушат с водой.
Дом Варвары совсем развалился, жить в нем уже нельзя. Хозяева, очевидно, так никогда сюда и не вернулись. Искать здесь нечего, все давно растащено, старые чугунные котелки и ухваты похоронены под грудой кирпичей рухнувшей печки. Находим только отколотое горлышко глиняной бутылки с клеймом «Rotterdam».
Подходим к дому с привидением. Говорят, что здесь кто-то стонет по ночам. «Ой, я боюсь» - шепчет Ольга и держится ближе ко мне. В этом доме, в хоздворе, было много старых вещей – расписная прялка, зеркало в красивой резной раме, морской фонарь с тремя цветными стеклами. Сейчас уже ничего нет. Находим осколок деревяшки, в котором с трудом можно разглядеть остатки той самой прялки. Выходя, вспугиваем двух громадных сов, сидящих на сарае. Может быть, это объяснение легенды о привидении?
Возвращаемся, нагруженные новыми
экспонатами. В общем, их не так уж и много – втроем мы можем унести все за
один раз. Уехавшие уже вернулись из Сосновки. Выясняется, что через день
вездеход опять поедет на станцию – Игорю скоро на работу. Может быть, нам
стоит остаться в Унежме еще на один день, и тогда мы сможем уехать с ними.
Все-таки дорога пешком совсем не легкая, все хорошо это помнят. Володя
недоволен, но выхода у него, похоже, нет. Фрося чуть не плачет, она вообще
не хочет уезжать.
- Давай останемся здесь на весь отпуск, - говорит она. – От добра добра не ищут! Здесь так хорошо, зачем ехать куда-то еще!
- А как же наш маршрут? Как же Каргополь, Кенозеро?
- Зачем тебе Каргополь, там нет моря!
- План есть план, к тому же на Кенозере у меня назначена встреча. Да и Володя будет против, ему не нравится в Унежме. Нет, я поеду. Если хочешь, можешь остаться здесь одна, мы ведь еще в Питере говорили о том, что каждый свободен делать то, что он хочет.
- Нет, одна не останусь.
Вечером всей толпой пытаемся играть в карты, но народу слишком много. Я решаю еще раз сходить в гости к Ольге Евтюковой, расстроенная Фрося уходит гулять на море, Володя ложится спать.
На море (день восьмой)
Это наш последний день в Унежме. Моряки не любят говорить «последний», они говорят «крайний». Итак, крайний день. Завтра в 5 часов вечера с малой водой уезжаем на вездеходе на станцию.
С утра составляю список дел, которые еще нужно сделать.
- Убрать нашу коллекцию на длительное хранение;
- Набросать план деревни;
- Подняться на Смолениху сфотографировать деревню сверху;
- Сходить в отлив на Камбалий остров с фотоаппаратом и камерой, оттуда самые красивые виды на Унежму;
- Сходить еще раз на кладбище;
- Прогуляться вдоль Варничной вараки со стороны моря, там тоже красивые виды и там мы еще не ходили;
- Подняться на Великую вараку к месту, где была геодезическая вышка, оттуда деревня тоже хорошо видна.
Планов много, а времени всего один день. Успею ли?
Утром мужчины, кроме Володи,
собираются, наконец, на рыбалку – на острова. Там ловится крупная рыба.
Ветер начинает стихать, погода налаживается, да и ждать уже больше нет
времени. Вчера Паша целый день разбирал продольник – длинная веревка, на
которой надето сто с лишним крючков. Занятие кропотливое, надо, чтобы крючки
не запутались. Но Паша мастер на все руки.
Уезжают с полной водой. Мы с Олей и Фросей идем провожать.
- Женщины провожают, значит, идем на промысел! – говорит Игорь.
Вернуться должны часов через пятнадцать. Процесс такой: приходят на остров, ждут малой воды. На малой воде копают червей, ставят продольник, насаживают червей на все сто с лишним крючков и опять ждут. Вода прибывает, накрывает продольник, рыба ловится сама собой. На полной воде собирают добычу и едут обратно. Ждем их часам к четырем ночи.
Первым делом убираем коллекцию – аккуратно складываем на сарае в выделенном нам углу. Все, с этим покончено. Что там дальше по списку?
Жизнь в Унежме неразрывно связана с морем, с малой и большой водой. Море – живое, оно дышит, его дыхание определяет ритм жизни человека. Вдох – прилив, выдох – отлив. Море дышит медленно, два вдоха и два выдоха в сутки. Точное время приливов и отливов здесь знает каждый, оно печатается во всех местных газетах – каждый день время это сдвигается на 45 минут.
Вода ушла, пора идти на Камбалий остров. Со мной идет Оля. Володя где-то бродит еще с утра, Фрося чувствует себя неважно и остается дома. С погодой нам наконец-то повезло, непогода кончилась, гладь воды спокойная и зеркальная. Я рада за тех, кто сейчас в море. Ребристая поверхность куйваты сверкает на солнце, огромные валуны отбрасывают резкие тени, солнце, то заходя за тучи, то снова появляясь, по-разному освещает три вараки вдалеке, купол церкви посреди деревни то кажется белым на фоне темно-зеленых варак, то, наоборот, темным пятном выделяется на фоне золотистых верхушек сосен.
У Оли глаз-алмаз, она замечает прозрачных сиреневатых медуз, спрятавшихся в лягах под камнями, маленьких рыбешек, застигнутых отливом врасплох и ждущих возможности выбраться на волю, пытается ловить совсем прозрачных крошечных креветок, которых мне даже не разглядеть. Не торопясь, доходим до острова, садимся на мягкий теплый мох. Долго сидим, глядя на деревню, на море, на дальние острова. Самый ближний – Лёхлуда, за ним – Хедостров, дальше, в синеватой дымке – остров Каткана, и совсем далеко, еле различимый в тумане – Кондостров с остатками монастыря, древними монастырскими дорогами и кедровыми аллеями, на котором мне так и не удалось побывать.
Вода начинает прибывать, надо идти назад, к тому же меня ждет план деревни.
Рисовать план иду одна. Задача непростая – опять продираться в траве, кормить комаров. С уважением и восхищением вспоминаю Суслова, который так же, как я сейчас, бродил по этим вот местам с планшетом и громоздким фотоаппаратом 19-го века. А какую огромную работу он проделал! Глядя на изящные чертежи и отмывки, как-то забываешь о том, в каких условиях они были сделаны - погода на Севере далеко не всегда благоприятствует (вспомнить только ураганный ветер и холод последних четырех дней!), да и комары чего стоят. Нет, его труд воистину достоин восхищения.
На отшибе стоит добротный ухоженный дом, во дворе на веревке развивается только что выстиранное белье. Здесь явно живут, и живут хорошо, хозяйство налаженное, крепкое. Со стороны моря к дому подходят двое – мужчина и женщина лет пятидесяти. Это, наверное, те самые мурманчане.
- Здравствуйте, это вы из Мурманска?
- Да.
- Много о вас слышала, рада познакомиться.
- Может, зайдете на чай?
- Спасибо, с удовольствием.
Мужчину зовут Василий, его жену – Надежда. С ними еще бабушка, мать Надежды, и двое маленьких внуков. В доме чисто, уютно, тепло. В центре – большая русская печка, которую хозяин недавно выложил сам взамен старой, разрушенной. Живут они постоянно в Мурманске, где Василий плавает на корабле, часто бывает в Норвегии. В Унежму, в дом родственников, пока приезжает с семьей только летом – едут на машине до Малошуйки, потом – на лодке до деревни, привозят с собой все необходимое. Выйдя на пенсию хочет купить участок, построить новый дом и поселиться здесь постоянно. Это известие радует меня необычайно. Эта семья мне очень нравится, если они поселятся здесь, у Унежмы может начаться новая жизнь. Может быть, и для моей коллекции у них найдется место? Мне все больше кажется, что нельзя вывозить собранные вещи из деревни в какой-нибудь чужой музей, они принадлежат Унежме и должны остаться здесь. Но об этом пока говорить рано. Разговор течет сам собой, люди образованные, интеллигентные, интересуются историей, хотят прочитать книги Ульянова, посмотреть старые фотографии церкви. С ними мы говорим на одном языке. Странно, что мы никогда не встречались раньше.
Вторая чашка чая выпита, время к вечеру, нужно идти домой, готовить ужин.
Дома вовсю кипит работа. Оля – хорошая хозяйка, не чета нам с Фросей. Она уже начала чистить картошку, я сажусь ей помогать. Картошка старая, мягкая, проросшая, чистить ее трудно, а ртов накормить нужно много. Но вот наконец огромная кастрюля с грибным супом кипит на плите, на сковородке жарится картошка с лосиной тушенкой, в миске – салат. Все будет готово к возвращению рыбаков.
Идти на Смолениху и на Великую вараку уже поздно. Ладно, что-то можно будет успеть завтра, а что-то нужно оставить и на следующий раз.
Сидим при свечах допоздна, Володя спит. Оля тоже решает пойти спать – ночью придется вставать. Встречать мужчин с промысла – неписаный закон на море, во сколько бы те ни вернулись.
Мы с Фросей идем гулять на море. Доходим вместе до берега, там расходимся в разные стороны. Не потому что нам плохо друг с другом. Просто потому, что у каждого из нас есть о чем поговорить с морем. Каждому о своем. Наедине.
.
.