.     .

«Пудожский тракт отошел от Лёкшмозера к западу, а в другие стороны от людного лёкшмозерского села начинается край, обычно называемый бездорожным» (Г.П.Гунн). Дорога поднималась все вверх, становилось суше и вот впереди слева сквозь ветки заблестело озеро. Пройдя немного вперед, справа внизу мы увидели второе! Мы шли по масельге (что по карельски означает «земляная гора») – высокой гряде между двумя озерами. «Здесь сердце озерного края, гряда эта и есть водораздел. Левое озеро, Морщихинское, через протоки, другие озера и речки связано с Онежским озером и, следовательно, с бассейном Балтийского моря. Правое – Виленское – через речку Виленку, другие озера и речки связано с Кенозером, а, следовательно, с рекой Онегой, с бассейном Белого моря. Это удивительное место сейчас перед нашими глазами» (Г.П.Гунн). 

. .

Найдя дом, похожий на обитаемый (на заборе были развешены старые одеяла), мы скинули рюкзаки (только сейчас мы почувствовали, как устали). К нашему удивлению к нам навстречу, вместо бабушки, вышел молодой человек, похожий на геолога или художника. Оказалось, бабушка уехала на лодке проверять сети, а он с другом гостит у нее (молодые люди оказались семинаристами из Загорска).

В ожидании хозяйки мы пошли осматривать деревню. «Больше в деревне никого не было, дома стояли пустые, стекла и двери во многих домах были выломаны, а вещи растащены. Призрачно белели в темноте полуразрушенные печи. Наконец мы нашли один дом, который казался обитаемым. Мы проникли в него через хозяйственный двор, так как дверь в саму избу была заколочена. В сарае была навалена всякая хозяйственная утварь – старые корзины, круглые каменные жернова, на которых раньше мололи муку, бочки, скрепленные лозой вместо железных обручей, чугунки, ухваты, какие-то тряпки, тулупы, сапоги... Мы вошли в избу и остановились в изумлении. Казалось, хозяева только что вышли на минуту куда-то. Стояла в углу деревянная кровать, застеленная белым покрывалом, пол-избы занимала русская печь, на полках стояла посуда, лежал старый, давно засохший хлеб, на столе мы увидели керосиновую лампу. В другой комнате – еще две застеленные кровати, но там было очень темно, так как окна были заколочены. Эта изба показалась нам музеем. Нет, не музеем – казалось, что мы попали в быт прошлого века, вот только хозяев не видно. Ничто в доме не напоминало о цивилизации, каждая мелочь говорила о том, что мы, как на машине времени, перенеслись из 20-го века в 19-й. Мы еще походили по этой избе, а потом вернулись к нашему домику. Хозяйки еще не было, и мы решили посидеть в баньке. Зашли в баньку и опять ахнули. Там из камней была сложена печь-каменка, баня топилась по черному, и весь потолок был в саже. На камнях стоял бак с теплой водой – печка была недавно топлена, и в бане было уже не душно, но очень тепло. Мы решили, что могли бы и ночевать здесь, Света легла на полати но выяснила, что не помещается на них. Из окна баньки мы увидели старую маленькую лодку, тихо скользящую по неподвижной глади озера. Из лодки вышла старушка, она встретила нас приветливо и повела в дом. Здесь нам пришлось ахать в третий раз – это была такая же избушка, какую мы только что видели, только в два раза меньше, вся черная, покосившаяся. Двери низкие, так что приходилось сгибаться в три погибели, чтобы войти в них. Русская печь была восхитительна! Вдоль избы – лавки, кровати, врубленные в стены, света нет и в помине. Старушка поставила самовар, растопив его углями. Самовар был медный, старинный, и такой тяжелый, что два парня-семинариста с трудом подняли его. Вскоре самовар весело зашумел, на столе появились тарелки с ухой, рыбные и мясные консервы, сухари.

Мы достали свои хлебные запасы. Старушка зажгла свечу и мы сели пить чай. Чай был вкусный и очень горячий, свечка призрачным светом освещала наши лица, нам было весело и все было, как в сказке, как в тумане. Потом молодые семинаристы стали уступать нам свои кровати, но мы отказались и расстелили спальники на полу. Старушка залезла на печку и совсем потерялась на ней, парни храпели на кроватях и мы скоро заснули» (из личного дневника).

День шестой, 4 июля.

Утром мы отправились на Хижгору. Мы вышли сначала к маленькой часовне на кладбище, на которой не было даже главки. Там были развешены полотенца, стояли иконы, лежали конфеты и деньги. Эта часовня уже не вызвала у нас такого удивления, как тогда в Пертисельге, в прошлом походе. Комары жрали нещадно. Можно было бы подумать, что они специально были созваны со всей Масельги на этот маленький пятачок, чтобы полакомиться нами. Потом мы поднялись на гору к самой церкви Александра Свирского (нач. 19-го в.). Она была сильно разрушенной, но в алтаре мы увидели несколько хороших икон.

.           .

.

О Масельге и окрестностях можно также прочитать на сайтах:

Кенозерье http://kenozerje.17-71.com/maselga.htm и http://kenozerje.17-71.com/maselgaout.htm;

Сетка непроторенных дорог

http://www.luca.ru/netway/russia/karelia/kargopol2.html;

http://www.cbtravel.net.ru/velo_Archangelsk2003.html;

http://www.cbtravel.net.ru/velo_Karelia2003_3.html

(отчеты о велопоходах с фотографиями и описаниями)

.      .

Продолжение

1    2    3    4    5    6    7    8    9   10